На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Охота и рыбалка

25 419 подписчиков

Свежие комментарии

  • Виктор Симанович
    это не из разряда доступной для обычного рыболоваРейтинг самых вку...
  • Яков
    О самой охоте ничего своего, только слова переставляете местами, делая текст ещё хуже. А "Королевский выстрел", чтоб ...Вальдшнеп на мушк...
  • Астон Мартин
    интересноВинтовка Bergara ...

Охотничье житье-бытье

Уженье рыбы

В маленьком уездном городке общественной жизни никакой нет, а потому большую часть года, то есть зиму, приходится проводить в скуке, которая с давних пор держится здесь упорно и перешла, так сказать, в общественное достояние. Не знаю, есть ли это удел общий всех уездных городов великой России, или только в частности нашего маленького городка, да, впрочем, ежели и общий, то ведь от этого нам легче не будет, и поэтому, оставляя этот вопрос, как говорится, открытым и минуя все причины не только этого, но и всякого другого зла, перейду к охоте, так как она одна составляет отраду нашей провинциальной жизни.

У нас, как я сказал вначале, общественной жизни хотя и нет, но зато составился небольшой кружок преимущественно из охотников: собираемся мы большею частью у В.И. Корягина, дом которого кто-то в шутку назвал «американским клубом». Насколько удачно это название и насколько верно, никто из нас не рассуждал, но, так как оно пришлось каждому по сердцу, значит оно для нас и ладно.

Взаимные отношения членов нашего бесправного и безуставного клуба — самые дружественные, скрепленные узами долголетнего знакомства; на охоту мы всегда отправляемся вместе, разумеется, иногда кое-кто и не принимает участия в охотничьих экскурсиях, но полного распадения компании никогда не случалось.

Самое благоприятное время для рыбалки

Лето. Месяц — июнь. На улице, в доме и всюду, куда ни сунься, — жара смертная. Охотнику скука тоже, пожалуй, смертная, потому что в это время незачем ему, бедняге, в лес и носу казать; дичь или на гнездах, или пасется со своими малыми птенцами на привольных, еще не скошенных и не сожженных солнцем, кишащих насекомыми и обильных разнообразным кормом злачных пажитях.

Не говоря о том, что закон запрещает охоту с ружьем до Петрова дня (29 июня по старому стилю, 12 июля по новому стилю. — Прим. редакции), я уверен, что и у самого охотника не поднимется рука на избиение пернатых малюток или на обречение их сиротству, лишив матери.

И вот он ждет не дождется заветного 29-го числа (хотя, правду сказать, и после этого охотиться еще не на что, и потому следовало бы отдалить срок свободной охоты, по крайней мере, до половины июля), а в ожидании его, не знаю, как другие охотники, но члены нашего кружка еще с мая-месяца вооружаются удочками и, почти ежедневно восседая на берегу реки, превращаются за два месяца в таких страстных рыболовов, что позабывают все другие охоты и дни и ночи проводят на реке.

Действительно, май и июнь — самые благоприятные месяцы для ужения рыбы, и всего приятнее проводить в это время вечера и ночи на рыбной ловле. С вечера закинешь удочки, расставишь жерлицы и сидишь у теплины, чаек попиваешь. Вечер восхитительный, ночь короткая!

Не успеешь оглянуться, глядишь, уж заря занимается… Появилось на востоке легкое заревцо, поплыли по небу розовые облачка, вода в реке разными цветами переливается: то розовый, то синий, то огненный, то золотистый, а вот и солнышко выходит красное… Всюду — тишина, только птички щебечут в кустах да соловьи заливаются, там и сям плещется рыба, оставляя на воде большие круги.

Тут самое лучшее время для клева: то и дело подсекаешь да вытаскиваешь добычу. Насладишься вдоволь созерцанием природы, натешишься всласть охотой и не заметишь, как промелькнет время.

Напасти рыболова

Но так как нет на земле ни одного удовольствия, которое не было бы сопряжено с чем-нибудь не особенно приятным, то и уженье рыбы обходится, конечно, не без неприятностей. Самое главное, разумеется, комары; эти аспиды немилосердно целую ночь терзают бедного удильщика, и ничем от них не спасешься: куришь не только табаком, но устроишь даже костер и жжешь сырой можжевельник; дым подымается… страсть! Самому невтерпеж станет, а от комаров все-таки не избавишься.

Потом, когда солнце подымется уже довольно высоко, рыба клевать перестанет, комары все скроются, нападает дремота: словно целую неделю не спал, так глаза и смыкаются. Оставя удочки, приляжешь на травке и в ту же минуту забудешься каким-то неизъяснимо сладким, приятным сном. Вдруг сквозь сон слышатся знакомые звуки: «Ло! Ло! Ло! Ло!».

С трудом поднимешь голову, глянешь на реку… так и есть! Несет ходовую барку (сплавные не мешают), надо убирать удочки, а то бечевой их пооборвут, главное — жерлицы, а их поставлено до десятка. И не выскажешь, как станет досадно. Как разбитый, встанешь с земли, пошлешь барке крепкое словцо и начнешь вынимать удочки, а потом, когда барка минует, опять расставлять.

Чтобы читатель не подумал, однако, что мы — удильщики плохие, я познакомлю его с нашим житьем-бытьем ближе. Живем мы при довольно порядочной реке, именуемой Клязьмой, рыбы в которой, мимоходом скажу, прежде было много, а теперь стало меньше, в силу, должно быть, того же закона, по которому на земном шаре постепенно истощаются все природные богатства; но породы рыбы должно быть и теперь там те же, что были и прежде, и о вкусе клязьминской рыбы слава осталась прежняя, в особенности о стерляди.

Любовь к истине требует, однако, с нашей стороны признания в том, что этой знаменитой рыбины, без которой не обходится у нас ни один парадный обед, мы ни разу не выуживали; впрочем, некоторым рыболовам случалось выуживать и стерлядь, только весьма редко.

Выбор снастей

Мы имеем на Клязьме маленький пароходик. Я говорю «мы», подразумевая нашу компанию охотников, из которой я назову главных представителей, а именно: Василия Ивановича Корягина, П.М. Венского, Бакалдина тоже и капитана парохода по прозванью Чернокнижник. Остальных 6-7 человек поименовывать не стоит, так как люди простые смертные, охотники обыкновенные.

Со всеми ими, быть может, мне удастся познакомить читателей впоследствии, теперь же я пока оставлю их в стороне и перейду к описанию способов ужения; нового я ничего не сообщу, конечно, но сделаю, по крайней мере, перечень всем рыболовным инструментам, употребляющимся у местных удильщиков. Хотя, кроме удочки, известной всем и каждому, для ужения рыбы никакого другого снаряда не употребляется, но ведь и удочки бывают разными, разных размеров и систем.

У нас, например, короткие лески и длинные с поплавком — не в употреблении, а берем мы лески толщиной в шесть или восемь волос и не короче 7 или 10 маховых саженей (25 аршин) (от 12,3 метра до 17,6 метра. — Прим. редакции); также употребляем лески толщиною в 10, 12, 15 волос, витые в три пряди, называемые рачными (на которые для насадки употребляется линяющий рак); эти бывают в 20 тоже маховых саженей (более 35 метров. — Прим. редакции).

За ними следуют подпуски, длина которых бывает различна, смотря по количеству крючков, привязанных на аршинных коленцах, обыкновенно волос в 8 толщиною; коленца эти, в свою очередь, привязываются на длинную волосяную лесу, всегда довольно толстую, примерно раз в пять толще колена; один крючок от другого должен быть около пяти четвертей (почти 90 сантиметров. — Прим. редакции). Количество крючков произвольно, но для насадки всего лучше штук 20-25, не более; № крючков преимущественно Гофмана (магазин Гофмана в Москве, на Моховой, против университета).

Ловля на эту снасть производится на быстрой воде и непременно с лодки или с моста, а с берега нельзя. К подпуску привязывается грузило, гирька фунта в три (примерно 1,23 килограмма. — Прим. редакции), так, чтобы подпуск был отдельно от грузила или выше его, для чего гирька привязывается к подпуску на отдельной веревочке, с половину аршина длиною и вместе с подпуском опускается на дно, свободный же конец его привязывается к небольшому удильничку.

Леса от грузила к удильнику натягивается довольно туго, совершенно перпендикулярно — так, чтобы удильник немного пригнулся к воде. Когда попадет мало-мальски крупная рыба, то по удильнику это можно узнать в ту же минуту.

О жерлицах донных и верховых считаю лишним говорить, так как эти снаряды довольно распространены и, полагаю, всем известны.

Обитатели Клязьмы

Теперь укажу на насадку, которая служит приманкою для рыбы: обыкновенный земляной червь, маленький и большой; навозный червь; угорь употребляется редко; насекомые вовсе не употребляются, исключая мухи для ловли живца; мятый черный хлеб; рак, который начинает линять в половине июня (время точно определить не могу, знаю только, что в озерах и прежде начинают линять мелкие раки; рачихи, или самки, в то время не линяют, но находятся тоже в норах, потому что бывают с икрою; по этому случаю при обшаривании нор вместо мягкого рака зачастую находишь рачицу, которая своими небольшими клешнями щиплет ужасно больно; она линяет самая последняя).

Вообще же самый разгар линяния раков — в июле. На линяющего рака берет почти или даже всякая рыба. При этом считаю нужным заметить, что ни на жесткого очищенного, ни на искусственно мягкого, за весьма редким исключением, рыба не возьмется. На жерлицы обыкновенно сажается живец: пескарь, яльчик или плотичка, в крайнем случае — уклея; на карася рыба не берет. Пространно я, однако, распространяться об этом не буду, потому что не имею целью писать руководство.

Теперь скажу несколько слов о том, какие рыбы водятся в нашей Клязьме. Начну с хищных: сом достигает веса четырех пудов (свыше 65,5 килограмма. — Прим. редакции), даже может быть и больше, но во сколько лет — не знаю; щука, — пуд с лишком (около 16,4 килограмма. — Прим. редакции), более не видывал; судак бывает фунтов 20 (около 8,2 килограмма. — Прим. редакции); шереспер, жерех по-простонародному, — большею частью от пяти и редко до десяти фунтов (от двух до четырех килограммов. —Прим. редакции); окунь — мелкий доходит, впрочем, до трех фунтов (примерно 1,23 килограмма. —Прим. редакции), а озерные есть фунтов в девять (около 3,7 килограмма. — Прим. редакции); налимы бывают фунтов в десять (свыше четырех килограммов. — Прим. редакции).

Затем идет так называемая бель, к которой присоединяю и леща. Лещ до полупуда (свыше 8 килограммов. — Прим. редакции), должно быть, не достигает, а бывает около этого, то есть фунтов 14-17 (около 5,7-7 килограммов. — Прим. редакции); густера много меньше леща, которого, хотя и напоминает видом, но никогда не достигает его размеров и веса; синец, или глазун, еще меньше густеры; голавль бывает фунтов в 10-11 (4-4,5 килограмма. — Прим. редакции), язь — тоже; есть еще так называемые подъязки, похожие на язя, но вкусом хуже; плотва бывает фунтов двух (приблизительно 0,8 килограмма. —Прим. редакции); подуст — не более фунта (около 0,4 килограмма. — Прим. редакции).

Из мелких пород — ерш, пескарь, елец, уклея, вьюн и еще какая-то маленькая рыбка без названия. Затем есть еще малоизвестные две рыбы: берш, вроде судака, и косарь; последний напоминает астраханскую сельдь, только длиннее; по форме он представляет совершенно кухонный косарь, по сходству с которым, вероятно, и дано ему название.

Я выуживал косарей на подпуск, не опуская на дно, во время посадки; из них самый большой был вершков 10 (около 44,5 сантиметра. — Прим. редакции); на вкус мне, по крайней мере, кажутся очень неприятны. Потом водятся еще лини и караси; они держатся в затонах рек, и выуживать их не приходилось.

Стерлядь, как я уже сказал выше, на удочку попадается весьма редко, а ловится преимущественно самоловами из крючков; измеряется, как всем известно, вершками, продается не на вес, а поштучно — бывает четвертей шести (свыше 106 сантиметров. — Прим. редакции) и немного более.

Вот все, что может добыть рыболов в нашей реке. О том же, что мы добываем, и о наших рыболовных и охотничьих экскурсиях я буду беседовать в другое время…

Где искать трофеи

Передав, хотя и вкратце, о принадлежности и разных способах уженья, а также о наших рыбаках, наконец, и о самих рыболовах-охотниках, сообщу теперь кое-что о местах пребывания рыбы, или «стане», и о выборе мест для уженья.

Всякая крупная рыба держится преимущественно в глубоких, особенно крепких лесных ярах, а на отмели, перекаты и поросшие травой отлогости, затоны и тому подобное выходит на кормежку, или, выражаясь охотничьими языком, на жировку — одним словом, в ночное время большею частью скитается близ берега.

На солнечном же закате и утром, на заре, она гуляет на поверхности реки и потом, ранее полудня, опять возвращается в глубокий яр, недоступный ни для каких рыболовных снарядов. Отсюда выживают ее рыболовы-промышленники только посредством гона.

Минуя подробности, упоминаю лишь мимоходом об этом неохотничьем способе потому, что он крайне опустошителен даже уже тем, что рыбу гонят десятки верст вниз по течению реки, и таким образом самые лучшие стоянки на время остаются пустыми (так как это проделывается в продолжение лета не один раз) да, пожалуй, и навсегда.

Чуя перемену погоды, рыба не оставляет глубоких мест. Линяет, вероятно, там же, что происходит, должно быть, во время сильных жаров, когда зацветет вода. Впрочем, я этого не утверждаю и говорю так лишь на основании того, что в это время удится плохо и что случалось выуживать рыбу, на которой чешуя была как будто надтреснутая и местами сочилась кровь, а самая рыба отличалась некрайней подвижностью, что придавало ей болезненный вид.

Подобные крутоярья имеются в нашей реке и занимают иногда довольно большое пространство вдоль берега. Течение воды почти всегда направлено к такому берегу и производит местами суводи (вращательное движение воды в реке. — Прим. редакции), в более слабом грунте дна вывертывает котловины, а на более крепком, так называемом печине (твердая глина. — Прим. редакции), быстро катятся речные воды.

На такой быстрине можно удить с лодки на подпуск, и только. На подпуск, впрочем, с успехом можно удить везде, где есть правильное течение, но, во всяком случае, лучше на глубине, чем на мели, и нужно держаться преимущественно к глубокому берегу, минуя колодник и избегая фарватера. В яру же ставятся жерлицы, и удится, или, точнее сказать, вабится, на клохтушу сом.

Приметы удильщиков

Яры тоже бывают разные, но характеризуются чаще не по глубине, а по цвету грунта, отчего, кажется, и получают свои названия: красного, черного и песчаного; но во всех ярах, как в местах глубоких, хотя неодинаково, рыба, однако, более или менее держится. У рыболовов есть свои приметы насчет распознавания того, где есть рыба.

Рыболов, например, не поставит в песчаном яру жерлицы или не станет ни в красном, ни в черном удить на хлеб. Нет, он для каждой приманки, как чутьем, чует, так сказать, какое выбрать место. Другой вон ходит по берегу с удами, как саврас без узды, хлещет лесами направо и налево, пока не натолкнется на коряжник, ну засадит, разумеется, лесы и отправится домой.

— Не берет! — говорит.

Есть и другие, хотя не так глубокие, как яр, но, тем не менее, безопасные места для рыбы и мало доступные для других снастей, кроме удочки, — это так называемый каменник. С уверенностью можно сказать, что тут всякая рыба держится больше, чем в других местах, а некоторые породы даже преимущественно.

На таковом исключительно хорошо удится на рака и хлеб. Облупив предварительно отставшую уже на линяющем раке кожу, нужно вплотную оборвать у него ножки и клешни и надевать его на крючок с шейки; продев насквозь, спрятать жало крючка под верхнюю кожицу, между глаз. Перелинялые, но не огрубевшие раки, называемые вылупки, насаживаются прямо, без всякой очистки; у них обрывают только лапы.

Хлеб насаживают на крючок вроде грушеобразного комочка с волошский орех (грецкий орех. — Прим. редакции) величиной. На хлеб клев бывает в каждое время дня, исключая полдень, а на рака — вечером и ночью; только тьма заставляет иногда прекратить на время ловлю.

Зато после полуночи до солнечного восхода такой бывает клев, что с двумя удочками не успеваешь справляться. Это не то, что на червяка, когда едва шевелит леску… нет, тут успевай только схватить удильник!

Рыба в это время удится исключительно крупная и, увы, частенько-таки отшибает лесы. Считаю небесполезным передать господам удильщикам способ или, точнее сказать, сноровку, как подвести попавшуюся на удочку крупную рыбу.

Принять следует за правило в этом случае — не браться руками за леску, а вести, не торопясь, прямо на удильнике до самого берега и тогда подсачить сачком. В противном случае, можно сказать наверняка, или лишитесь рыбы или и лесы, и рыбы вместе.

Как лучше насаживать живца

Ловля на червя настолько общеизвестна большим и малым, что о ней распространяться нечего; она очень добычлива, производится во всякое время дня и во все продолжение лета, удобна еще тем, что на червя берет почти без исключения всякая рыба — как крупная, так и мелкая, конечно, последняя — чаще.

Жерлицы ставятся всегда на глубоких местах; ставить их можно даже на очень быстром течении, только при этом необходимо снабжать их тяжелыми грузилами, а притон, на котором привязан крючок, свивать некруто из суровых ниток. В таком случае живцу удобнее ходить, а между тем нитки рыбьим зубам не поддадутся.

Замечу кстати, что считаю лучшим насаживать живца за верхнюю губу — в ноздрю, продевая крючок изо рта, чем за спину под перо, потому что в последнем случае живец на быстрой воде скоро засыпает, а в первом — напротив.

Для такой жерлицы употребляется чаще всего леса волосяная, витая в три пряди, в 30, 40 и больше волос, и реже — леса из голландской бечевки. Длина — 4-5 маховых сажень (7-8,8 метра. — Прим. редакции). Крючки употребляются среднего калибра, впрочем, смотря по месту, где какая рыба удится. Для судака и шпера (жереха. — Прим. редакции) лучшим считаю калибр мелкий.

Удильники всегда цельные, березовые, аршинов 8-9 длины (5,7-6,4 метра. — Прим. редакции). К лесе привязывается рогулька; на нее наматывается вся остающаяся от глубины леса и слабо закрепляется в расщепе рогульки. Измерив предварительно глубину, рыболов сажает на крючок живца и с грузилом вместе опускает ко дну так, чтобы все это на половину аршина от самого дна оставалось на весу.

Верховые жерлицы ставят тоже с рогулькой. Также ставятся донные без рогульки, но таковые оставлять уже нельзя, потому что, когда рыба возьмет живца, необходимо в тот же момент дать ей попуск, что при нескольких жерлицах сделать вовремя едва ли успеешь. Следовательно, с рогулькой гораздо практичнее.

Вспомогательными орудиями при рыбной ловле служат багорок и сак. Первый употребляют для подбагривания рыбы с жерлиц; это гладкий, острый, без зазубрин крючок, согнутый несколько отлого, черенок, или ручка, аршина два длины. Употребляется она, впрочем, очень редко, именно для больших сомов и щук. Сак необходим при удочках вообще, а при подпуске обязателен.

Выезд на природу

Прежде чем перейти к описанию ловли сомов клохтушей, я опишу одну из наших рыболовных экскурсий прошлого года. В один прекрасный июньский день, часу в одиннадцатом, сидя дома, я разбирал свой рыболовный скарб.

В это время заходит ко мне П.М. Венский.

— Ты что делаешь, брат? — обратился он ко мне.

— Вот, как видишь, излаживаю лесы, — здороваясь, отвечал я. — Говорят, в У. мягкие раки появились, так надо приготовиться…

— Вот хватился! — воскликнул П.М. В. — Сегодня я купил их целых две сотни! Вот корзина.

— Да хороши ли? — полюбопытствовал я.

— Ах! Как дыхлинка (воздушные. — Прим. редакции)! — с какой-то особенней нежностью протянул П.М. и прибавил, что они уже решили отправиться на пароходе на излюбленные места и, конечно, на ночь. Ну, разумеется, я тоже не отстал.

Собравшись, я пошел к К., который уже был начеку и в полной амуниции преусердно трапезовал, готовясь в далекий путь. Со мной почти разом пришли П.М., Чернокнижник и еще некоторые другие. Уложив в телегу палатку и багаж, отправили мы все это на пароход, а потом и сами побрели туда же.

Пары уже были готовы, и, пока мы усаживались, сняли чалки (причальные канаты. — Прим. редакции). Чернокнижник сел к рулю, раздался пронзительный короткий свисток, и пароход сначала медленно, а потом бойко покатил вниз по течению реки.

Скоро исчез из виду наш городок, только река широкой лентой лежала впереди, изгибаясь довольно большими луками, да берега тянулись однообразно пестреющей каймой с кручами, на которых зияло множество нор с кишевшими над ними табунами ласточек. Печально выглядела пригородная пойма, блиставшая некогда целыми дубовыми рощами, а теперь (увы!) вполне опустошенная, поросшая шиповником, ракитником и разными тощими кустарниками.

Менее чем 300 лет тому назад на Клязьме, в угодьях князей Ковровых, существовали бобровые ловли, о чем свидетельствуют сохранявшиеся документы, которые были напечатаны во «Владимирских губернских ведомостях», кажется, в 30-х годах (XIX века. — Прим. редакции).

Лов до темноты

Но по мере удаления вид берегов изменяется; растительность становится богаче, и хоть нет на гривах левого берега прежних боров, но зато там заросль и глушь непомерная, а на правом, хотя и узкой полосой, но, почти не перемежаясь, красуется разный смешанный лес, тоже жалкие остатки прежних дремучих лесов.

Неприятно видеть уничтожение леса, и невольно щемится сердце при взгляде на те голые места, где некогда красовались стройные великаны-деревья, роскошно убранные в свою зеленую одежду… Но мимо их печальные картины…

Да и время ли предаваться печальным размышлениям, когда так быстро сменяются одни впечатления другими? То залюбуешься ландшафтом, то мирной картиной рыбацкой стоянки, то засмотришься на куликов, сидящих на песке; тут же целая стая белых рыболовов, занявших весь песчаный мысок, а за ними в заводнике уныло стоит одинокая цапля… Так все чудесно, тихо, мирно… В воздухе не шелохнет, только наш пароходик, пыхтя, плавно несется по быстрой воде.

Однако мы едем часа, пожалуй, три. Чай, скоро остановимся. Уже не велят более шуровать дрова. Наконец, делая полукруг, пароход пристал к зеленому берегу близ сосновой рощи. Тут же на мягкой мураве разбили палатку, вынули пожитки, и неизменный самовар закурился сейчас же, и, когда все было готово, мы сели пить чай.

Между тем откуда-то разом набежала грозовая тучка, хлынул дождь, но через полчаса опять все прояснилось, и вечер быль просто на диво. Занялись мы сначала ловлей живцов и расстановкой жерлиц, а потом принялись удить на рака. Клев был так себе, недурен, но больше шла густера, а потому целого рака не насаживали, сберегая на ночь, а удили на клешни.

Каждый, конечно, успел выудить несколько крупных густер и окуней, которые тут же пускались в небольшие ключевые ямины или просто надевались на веревочный кукан. В., между прочим, в виде опыта на ночь посадил на свою жерлицу довольно крупную густеру. Затем, когда стемнело, оставив удочки, мы удалились все к своей палатке, где, подсевши к огоньку, принялись уничтожать домашние сдобняки и вели оживленную беседу, соблюдая, впрочем, всевозможную тишину. Так прошло часа два.

Борьба с крупной рыбой

Сделалось довольно темно. Некоторых клонило ко сну, но при самом тщательном укрывании комары не давали спать; по этому случаю В. и К. решили обзавестись на будущее время пологом и, пока видя невозможность заснуть, проклиная комаров, пошли прогуляться и между прочим посмотреть удочки.

Подходя к жерлицам, В. был поражен положением своей жерлицы: ее донельзя наклонило в воду. Недолго думая, выхватил он из яра удильник, потянул, но не тут-то было… Там тоже потянуло и очень сильно. В. смекнул, что то должен быть сом, и неистово заорал.

Тут явился Володя, а за ним и прочие. Но какие же можно было принять меры? Ни сак, ни багор пустить в действие впотьмах невозможно, а до свету дожидаться, понятно, не хотелось, да и не в порядке вещей долго валандаться с одной рыбой.

— Ну, значит, чего же думать?.. Тащи прямо!

Однако сом не поддавался. Володя спрашивал, прочна ли леса, и В., стоя под яром, закричал:

— Прездоровая! Небось выдержит!

Тогда тот, держа удильник в обеих руках, шаг за шагом стал отходить от берега. Удильник гнулся в три погибели, не ослабляя лесы, давал сому возможность выделывать разные эволюции, все-таки упругостью утомлял его, и не более как через десять минут сом был подведен к берегу вплоть.

Тут его В. подхватил под жабры и выкинул, словно корягу, на берег. Сделав операцию вынутия крючка, он взвалил сома на плечи и поволок к пароходу, где привязал его на кормовую чалку и пустил в реку, а возвратившись, объявил торжественно, что сом, пожалуй, пуда полтора будет (около 24,5 килограмма. —Прим. редакции).

Вынужденный заплыв

Между тем пора уже было приниматься за уженье рыбы. Все пошли к своим рачным удочкам.

Первые две с краю принадлежали Чернокнижнику, который, подойдя к своему месту, увидал только один удильник.

— А где же другой?!. — в недоумении воскликнул он.

Все остановились, глядят кругом… Нет удочки! Кто-то уже догадался, припав к земле, посмотреть на воду… Удильник плавал довольно далеко от берега, несколько пониже этого места. Очевидно, его утащила рыба.

Приходилось за удильником плыть, на что сейчас же вызвался охотник, разделся и без шуму пустился вплавь. Доставши удильник, пловец поплыл обратно на спине, держа удильник кверху, и так как леса была очень длинна, то плыть можно было без всякого затруднения, потому что все время леса шла слабо; даже не было заметно присутствия на ней рыбы.

Но вот вся длина лесы кончилась, и леса, не двигаясь дальше, не пускала плыть и охотника, как будто за что задела. К счастью, в этом месте глубина уже кончалась, и пловец мог встать на ноги всего по грудь.

Кое-как дошедши до берега, он передал удильник другому, а сам, дрожа от холода, начал одеваться. Не распространяясь долго, скажу, что этот новый сюрприз устроил тоже сом, и, к великому огорчению, эта большая скотина, имея полную свободу возиться на длинной лесе, отшиб весь притон как есть по самое грузило и ушел.

Несравненный азарт

Прохлопотавши почти до рассвета, мы, наконец, угомонились и мирно занялись ужением. Клев был на славу. Только и слышно было:

— Дайте сачок!

Невольно оглянешься в сторону требующего и, ежели сидишь к нему ближе других, идешь подсачивать. Подсачивается, конечно, только более крупная рыба, как, например, язь, голавль, лещ или даже небольшой сом, а густера и окунь, за весьма редкими исключениями, вытаскиваются без подсачивания.

Удильник всегда дает чувствовать, насколько сильна попавшая добыча, что, между прочим, тотчас же отражается и на лице рыболова. Картина эта, надо признаться, весьма любопытна, и вместе с тем она почти не поддается описанию, потому что неуловимо и для самого охотника это психическое состояние, эти мгновенно изменяющиеся тревожно-радостные впечатления полной неизвестности; хотя они и присущи всем охотам вообще, но уженью рыбы, мне кажется, свойственны всего более.

Здесь такое состояние испытывает даже посторонний наблюдатель, а на охоте с ружьем, например, сам охотник, если он хороший стрелок, будучи уверен в себе, хотя и испытывает при виде горячей стойки собаки некоторую ажитацию, но все-таки относительно довольно покоен — стреляет по взлетевшей птице, и только одна неудача вводит его в искушение.

Я не беру в пример бесшабашных охотников, которые, еще только завидя дичь, уже теряют хладнокровие и присутствие духа, а при стрельбе просто, как говорится, сбиваются «с пахтей» (приходят в состояние замешательства. — Прим. редакции): а беру настоящего охотника, не палилу.

Посмотрите вы на такого выдержанного человека, обладает или не обладает он страстью к охоте вообще — это безразлично, когда случится ему заудить большую рыбину. Нет, уж тут, воля ваша, хладнокровия не сохранишь, потому что тут тысяча разных случайностей и все шансы на стороне добычи.

Во-первых, она хоть и на крючке, но далеко в реке, в своей родной стихии, куда за ней не сунешься! Во-вторых, сила ваша тут тоже ни при чем; она может даже испортить дело, потому звено, соединяющее обе стремящиеся врозь силы, слишком неустойчиво, а искусство заключается только в подсечке, то есть надо во время клева выдержать, чтобы рыба забрала, потом уже подсекать. А далее нужны сноровка и русское авось, больше уже ничего не поделаешь. Ну и, значит, испытывая мучения неизвестности, поневоле растеряешься…

Роковая минута

Взошло уж солнце, а река еще дымилась туманом. Клев прекращался, реже уже слышались призывы с сачком, и рыболовы безмолвно сидели у своих удочек. На каждого, очевидно, нападала дремота, а В., еще с вечера повязавшись от комаров большим цветным платком и теперь не снимая своего головного убора, сидел возле К. и почти совсем спал. Вдруг К. схватил удильник, торопливо поднялся со своего места, крикнул было:

— Сачок!

Но тотчас же прибавил:

— П. М., убирай свои уды!

Этот, не понимая спросонья, для чего, смотрел на К. в недоумении.

— Тебе говорят: выбирай! — повторил тот.

— Да ты белены объелся, что ли? — наконец, возразил, собравшись с духом, П.М.

— А ты проспись, разиня! Не видишь разве, удочку мою тащит, должно быть, сом на твои лесы: спутает ведь, тебе же хуже!

Тот, уразумев, наконец, в чем дело, опрометью бросился выбирать и, кучей собрав обе лесы, стоял и ругался.

Между тем К. медленно двигался вдоль берега за своей лесой, которую тянуло все дальше и дальше и дотянуло дотого, что леса гудела, как струнка. Наступила роковая минута: быть или не быть? Если бросить удильник, все равно горю не пособить — рыбы не получишь, только потеряешь без остатка всю лесу.

«Дай подержу!» — подумал К.

«Дзи-нь!» — как бы в ответ на его мысли у самого удильника лопнула леса.

И напустился тут на него П.М.:

— Туда же, говорит, большую рыбу задел! Где тебе вытащить?! Только лесы-то у меня спутал!

Тот, в свою очередь, разматывая новую лесу, лаконически послал его куда-то очень далеко…

Прекрасная пора

Подобные экскурсии производятся нами часто и продолжаются даже долее охотничьего розговенья — Петрова дня, вплоть до того времени, пока не подрастет вся дичь, тетерева не научатся мешаться, а утки целыми выводками носиться по зарям на грязные балахтины (болота. — Прим. редакции).

Кончилось половодье, кончился нерест рыбы, зазеленели поля и луга; деревья покрылись листом, зацвела черемуха, появились насекомые, стрекоза и метлика вьются над водой; по зарям играет рыба в реке… начался хороший клев на червя, зачастую попадает лещ, и отлично берет на живца голодная щука.

Торжествуйте, удильщики! Настала самая лучшая пора для уженья. Май — на исходе; прошел уже первый слой белых грибов, начинает колоситься рожь и зацветает шиповник, появляются линялые, мелкие раки, называемые колосовики, настает пора ночного уженья рыбы — не зевайте! Ловиться будут язь, голавль, густера и крупный окунь.

Но вот настает и июнь, начинает тереться (метать икру) уклейка — рыболов послушивает по вечерней заре, не клохчут ли сомы. Приготовив прочную бечеву, хороший надежный крюк и клохтушу, набрав для приманки речных устриц, расколотив их, очистив, садится он в ботник (маленькая рыбацкая лодка. —Прим. редакции) и отправляется в яр. Тут он становится на «кошке» (небольшом якорьке. — Прим. автора) или, если умеет, держится веслом и ударяет клохтушей.

Предусмотрительный рыболов на всякий случай непременно ввернет в нос ботника железное кольцо, сквозь которое продевает свою удочку, а свободный конец привязывает к корме, а то, неровен час, попадет такой сомина, что, пожалуй, и в ботнике не усидишь… Да, не смейтесь! Из них ведь есть громадные, в 3-4 и более пудов (49-65,5 килограмма. — Прим. редакции), а такому перевернуть ботник ровно нипочем, и потому мера предосторожности не мешает… Случиться может, что даже необходимость заставит и лесу отрезать — примеры этому тоже бывали.

Любитель поживы

Сом — рыба бесцеремонная, по прожорливости своей берет на всякую приманку, только был бы кусок побольше: на рака, на живца, на устриц и прочее. Также не прочь поживиться и выуженной крупной рыбой, лишь бы случай подошел. Я, например, раз выудил на подпуск фунтов в шесть язя (около 2,46 килограмма. — Прим. редакции), посадил его на кукан, пустил потом в реку, привязав к борту дощаника (небольшого плоскодонного деревянного речного судна. — Прим. редакции), с которого удил.

Кукан был из голландской бечевки, свит вдвое — следовательно, надежный. Затем, отлучившись к жерлицам, я провозился с ними довольно долго; прихожу и, ничего не замечая, спокойно продолжаю удить; потом, когда уже понадобился кукан, я вынимаю — хвать! А он пуст. Смотрю: конец двойной веревки неровный — одна веревочка другой короче и точно отжевана… Тут-то я спохватился, что пустил слишком длинно и потому сому преудобно было скушать моего язя.

Другой раз таким же манером пустил я шпера — и этого опять схватил сом, да только скушать ему его не пришлось; на этот раз я скоро подошел, но представьте! И тут не хотел разбойник расстаться с большим куском, несмотря на то что я тянул кукан во всю мочь: не пускает — да и только!

Все старается оторвать… Да нет, наша взяла! Я у него просто из глотки вытащил добычу. А на шпере хоть бы чешуйка! Вся у сома в глотке осталась!. На этот раз сом только этим и поживился.

Не раз случалось, что сомы хватали холст во время полосканья на плоту, а уток они хватают сплошь и рядом.

Рыбья смекалка

Бывали случаи, за достоверность которых, впрочем, не ручаюсь, что сомы сосали у коров молоко; это происходит таким образом: в полдень стадо пригоняется к реке, по большей части к песчаной отмели, где оно и отдыхает в течение нескольких часов: над стадом носятся обыкновенно мириады насекомых; от них и от жары скотина заходит в воду в полбока и стоит так довольно долго.

Тут-то и привыкают сомы лакомиться молоком, чем, между прочим, довольна бывает и корова, так как, избавясь от молока, она избавляется от излишнего бремени; а сом уж регулярно каждый день является на известное место, и замечательно, что сосет всегда одну корову, что, разумеется, скоро замечается, так как корова возвращается домой почти без молока. Сначала, конечно, вина падает на домового, потом говорят пастухам; те начинают наблюдать за коровой и замечают, что она на полднях скорей других спешит к реке и становится всегда особняком.

Тут извещают рыболовов, которые снаряжают невод, и в то время, как сом, не подозревая опасности, находятся у своей кормилицы, обкладывают его неводом, выгоняют корову, а злополучный сом остается в тоне (неводе с уловом. — Прим. редакции). Вытащат беднягу на песок…

Как он начнет возиться, но увы! Усилия напрасны… А как было он раздобрел, поправился, побелел с молока, как лунь, и вдруг такой конец!.. Между тем в следующий полдень корова ждет своего невидимого питомца, но вместо него является пастух и гонит ее из воды кнутом; приходится поневоле нести молоко домой.

Такие случаи, конечно, бывают нечасто, а потому наблюдать их мне самому не приходилось. Но, зная несколько, так сказать, сомовьи нравы, я в справедливости таких рассказов нисколько не сомневаюсь. Скажу вообще, что, наблюдая рыбу, мне приходилось просто изумляться ее смекалке, в особенности в критические минуты.

Так, например, я видел захваченных в тоне лещей: они шныряли по всему неводу, пока их вожак не нашел удобного местечка перескочить верхнюю веревку. Очутившись на свободе, он тотчас же захлопал по воде хвостом; по этому сигналу начали выскакивать за ним и другие, и тоня опустела. Таким образом, если не принять своевременно мер, то в неводе не останется ни одного леща.

Использование клохтуши

Всех случаев, конечно, невозможно перечесть, довольно сказать, что для избежания опасности хватит находчивости у всякой рыбы. Один только сом составляет в некотором роде исключение. Он, вероятно, надеется больше на свою силу и потому осторожностью и сноровкой похвалиться не может. Схватить, проглотить, затащить в коряжник, оторвать — это его дело. Других способов избавиться от опасности он не знает.

Обитает сом в глубоких омутах, гнездясь в самом центре коряжника, откуда, весь унизанный пиявками, выходит на свет Божий по вечерней заре и гуляет до самого позднего утра; когда же расцветает шиповник (пора нереста), то и во весь долгий день ходит сом по верху и токует, то есть клохчет по три раза кряду. Это подметил рыболов, сделал клохтушу и приноровился клохтать по-сомовьему.

Как я сказал уже выше, рыболов, прибыв на место, левой рукой управляет веслом, а правой берет удочку, свободный конец которой продет сначала в кольцо, и, привязав крепко к корме, другой же конец с крючком опускает неглубоко (конечно, предварительно насадит большую приманку, именно десятка три-четыре устриц) возле борта ботника, замотав для подпуска несколько раз на пальцы, и этой же рукой мерно ударяет клохтушей. Клохтуша производит такой звук, как если бы опрокинутым стаканом ударять по воде, только гораздо громче; после трех ударов рыболов поводит рукой, чтобы двигалась приманка.

На этот звук сом подходит к ботнику (случается даже, подходят их несколько), наваливается на весло так, что весла не сдвинешь с места, насмотрит приманку и не сразу глотает ее, а как бы сосет, причем виснет, точно гиря; в этот момент рыболов спускает с руки понемногу лесу, затем уже подсекает сильнее, чтобы приманка не удержала крючка.

Если сом невелик, его сейчас же надо тащить в ботник, если же он очень большой, то необходимо спустить бечевку, чтобы она отошла к носу ботника; таким образом охотник старается достигнуть понемногу до отлогого берега, где выходит из ботника и вытаскивает добычу, что, впрочем, одному удается нескоро.

Если большого сома тащить прямо к ботнику, то сом как раз его перевернет. Он тоже иногда делает так: сначала слабо тащится к ботнику, потом у самого борта вдруг выкидывает свое плесо (хвост рыбы. — Прим. редакции) наружу, задевает за борт и головой книзу стремглав опускается на дно.

Ну уж тут держись! Как раз и караул закричишь!.. А то иногда повезет, и тоже ничего не сделаешь — на ботнике ведь с ним не сладишь! Дойдет до колодника, залезет под него — тут хоть что хочешь делай, а его не вытащишь — приходится рубить лесу.

На клохтушу сомы ловятся довольно долго, почти до половины июля, а затем уж опять их не видать целый год! На все своя пора и время!

Источник

Картина дня

наверх