Я рано пристрастился к ловле блесенкой. Восемь лет мне было, когда отец из свинца отлил первую такую приманку, срезал удилище по росту и сделал настоящую снасть. Часто на заре по знакомым тропинкам мы ходили вдвоем за жерехом. Отец считался лучшим сапожником на селе и отличным блеснильщиком. Он хорошо знал время, когда надо ловить жереха, а главное — повадки этой строгой рыбы.
Мне уже было двенадцать лет, когда отец сказал:
— Надо караулить жереха. Вода убывает, и скоро он покатится из затона. Тут его и брать.
Но, как на грех, отец вскоре занемог. Помню, утром он позвал меня и сказал:
— Возьми, сынок, лошадь, да поезжай один к Барановскому затону. Лошадь попасешь, да и жерехов привезешь. А блеснить надо на Большом рынке – на двух водах.
Перед вечером я уехал. Добрался до места, когда уже стемнело. Лошаденку пустил пастись, а сам закутался в парус и лег на телегу. Проснулся рано, когда только что прокричала первая пташка. Взял снасть, мешок и зашагал к реке.
Она начала розоветь. Назойливые комары кусали лицо и руки. Торопливо хлестнул несколько раз блесенкой и остановился в раздумье: Где же отцовский рынок с двумя водами?
На том берегу, около отмели, ударил жерех, за ним — второй… Из-за леса поднималось солнце.
А вот и рынок. Около него встречаются две сильные струи воды: одна — из затона, а другая крутым зигзагом стремительно текла по вогнутому берегу извилистой волужки. Струи сходились на самом шпиле рынка; ударяясь об него, шумным потоком устремлялись от берега, оставляя в стороне большую суводь, которая кружилась, как карусель.
Я нетерпеливо хлестнул по этому водовороту блесенкой. Она исчезла, и длинное удилище забилось вершиной по воде. Я едва удерживал удилище: большой жерех метался, делал стремительные рывки. Мне не под силу оказалось вывести такую рыбину. Взяв удилище на плечо, я волоком вытащил жереха на берег.
Отчетливо видел, как стая жерехов то поднималась со дна и в брызгах воды бросалась за мальком, то опускалась ко дну. Вокруг рынка вода клокотала — столько подошло жереха. Рыба схватывала блесенку, едва та касалась воды. От азарта тряслись ноги, и пересохло в горле.
Сколько времени продолжался бой — не помню. Еле подтащив к берегу громадного жереха, я окончательно обессилел и повалился рядом с ним. Едва переводя дух, я подумал: теперь все село станет говорить, что сын Матвея сапожника стал настоящим рыболовом.
Свежие комментарии