На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Охота и рыбалка

25 419 подписчиков

Свежие комментарии

  • Виктор Симанович
    это не из разряда доступной для обычного рыболоваРейтинг самых вку...
  • Яков
    О самой охоте ничего своего, только слова переставляете местами, делая текст ещё хуже. А "Королевский выстрел", чтоб ...Вальдшнеп на мушк...
  • Астон Мартин
    интересноВинтовка Bergara ...

Обморок

Пришёлся, как-то раз случай на охоте побывать. Что, ведь, за дельце такое — охота? Вот, скажем, придёт время на охоту ехать, так надо непременно ехать. Ни как нельзя от этого дела отказаться. Пришла пора, так будь любезен, дело всякое отложи, праздники там, или какое строительство, и уже собирайся. Получается на вроде командировки, штатная единица как бы есть, но до определённого момента как будто растворяется. Выпадает из социальной жизни на какой-то период. Существует дистанционно, так сказать. А вот скажем рыбалка совсем другой промысел. Рыболов он сам по себе и сам с собой, звать его не надо, когда-те хош он на рыбалке. А может и не поехать, если особенно твердо уверен, что лова в этот день точно не жди. Как-то у ихнего брата с этим ясность присутствует. Ветер ли они наблюдают, или что? Хотя конечно больше ездят, чем не ездят. Другой раз тащишься на службу, а я, надо сказать, через мост на службу езжу, сидят под мостом как миленькие. Со службы домой спешишь, они ещё и не собираются.

Так вот, поехал я на охоту как-то, отказать ни как нельзя было, а погода как назло, самая охотничья. Говорят, когда охотнику от такой погоды одно неудобство, зверям — стало быть, уткам, за уткой мы поехали, самый благоприятственный день. Вода и сверху, и снизу, льёт так, что можно и не прятаться, все одно намокнешь, а мокрому-то дождь, как известно, не страшен. По приезду на место, был это домик егеря, должны были нас встретить, поэтому с присущей этому делу спешкой стали мы сгружаться, надувать лодки, в общем, надлежаще готовится к встрече, чтобы никак не задерживать нашего проводника. Озеро большое, к месту ехать далековато, посему, чтобы не упражняться на вёслах, отрядили нам товарища с мотором, для буксира. А я, надо сказать, сынишку взял с собой. Напросился, тоже отчего-то решил, что пропускать нельзя. С молодцом моим хлопот прибавляется, бегаю, нянчу, там подстели, там подложи, но, что донести он помогает. Провозились конечно до сумерек, в пасмурность и того раньше темняет.

У егеря народу понаприехало… До кучи! Домишки народ снимает, празднует едва дождавшись грядущее открытие, в каждом окне отдельная «свадьба» или картина, именуемая в простонародье «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Народ, одним словом, уже на месте. Беспокойства и суета позади остались, а нам только предстоит.

Наконец приехал провожатый наш, размякший маленько от качки, но строгий и недовольный.

Я думаю, надо бы имена моим героям дать. Поскольку рассказ мой правдивый, от всякого совпадения надо остеречься. А то ещё бывает, не всякий такой славе обрадуется, а иной и обидеться норовит что в книжечку его не вставил. Поэтому для соблюдения всяких возможных гражданских прав, провожатого нашего будут звать, пусть и банально, Иван Иванович, а другого охотника, который за нами в этот поход увязался — Петр Петрович. Тот который Иван Иванович будет Лысый. Не совсем конечно лысый, но по большей части лысый, поэтому так его и зовут. Второй, который как бы Петр Петрович с волосами, но не без примечательностей, слегка полноват, но толстым его не зовут, может обидеться, да и худел он однажды. Для простоты и охотничьего антуражу будем называть его просто Петрович, тем более что роль у него не велика. Ну, а сынишка, он сынишка и есть.

Значит, если уже догадались, был ещё с нами один путешественник, лодка у него с мотором была, но мотор хлипенький, не надёжный, очень он за него боялся, что мотор возьмёт и не сдюжит. Вот так собрались мы, уложили весь свой скарб по местам, привязали лодки в цепь и поехали. Впереди на моторе Иван Иванович, который Лысый, потом я с сынишкой. Сзади, его лодку маленькую прицепили, а в хвосте Петрович на своём собственном дохленьком моторчике.

По каналу в озеро выходить далеко, Лысый наш, как-то подёргивается даже весь по этому поводу. На озере, дескать, волна сильная, и темень спускается.

Тучи — чисто каменные. Из канала пока выходили ещё видно было, вроде даже дождик стих, а до другого берега пока дошли совсем стемнело, хоть глаз коли. Куда дальше двигаться непонятно, а тут для пущего драматизьму, возьми да снег пойди дождю в подмогу. В этот самый момент мы с сыном обнаружили, что у Петровича, который за мотор свой не уверен был, мотор таки не сдюжил. Потеряли мы его, в смысле Петровича. Стали кричать. А тот который Лысый, на руле толи уснул, толи шапку так глубоко натянул на свою лысую голову, что ничего не слышит, прёт буром по камышам и верёвку не ослабляет.

Кричу я ему эдак громко, а сам удивляюсь, голос зычный такой из нутря идёт, мог бы с таким голосом даже в хоре выступать, наверное, да стеснительность природная загубила талант. Слышу сынишка подёргивается уже как-то, к берегу просится, а Лысый по кругу забирает вдоль камыша, но, как будто не спит, заметался что-то в лодке, дал кругаля и к нам. Подлетает.

— Саня, — говорит.

А, да, меня Саня зовут.

— Там чучела чьи-то, не туда приехали.

— Погоди ты, — говорю, — с чучелами! Толстяка потеряли где-то! Не увидал, я где он отстал.

Поорали. Подождали. На озере хоть бы огонёк где блеснул. Магистраль только вдалеке светится. Повернули обратно, в надежде что недалеко товарищ наш отстал, покрутились малёхо, смотрим тень в отблесках воды ковыляет к нам на честном слове.

— Погодите, — говорит, — не гребите, привяжите. Руки до плеч мокрые, очки потные, сам улыбчивый такой, радостный. Нашёлся гулёна.

Ну, поприветствовали мы конечно друга, обогрели как могли, ну и за резиновый флот, уж, как водится. Прицепили толстяка, чтоб больше не терялся. Стали разбираться куда идти теперь.

— Что, — спрашиваю, — там за чучела такие были? Поехали к ним сейчас, от них более-менее понятно куда двигаться.

— Не знаю, — говорит Лысый, — кто-то в тот угол набросал чучел, — и машет рукой в темноту.

Поехали в тот угол. Не хотелось бы предвещать события рассказа, но, боюсь другого случая не представиться. Впоследствии выяснится, что чучела эти он же и набросал. Места для товарищей столбил в надежде занять самые хорошие. Добрались до камышей, нет там ни каких чучел, а дождик то подсыпает временами, да с крупой. Сына мой говорит, что в трусы уже воды набирает, я чувствую, что тоже как-то сыро в сидячем месте стало, но по причине исключительно стихийной, иначе бы тепло почуял. А Лысый мотор знай, выкручивает, по кустам весь наш гонд…годно-флот таскает. Мотор у него хороший, только чую я, что к гардемарину моему приходит догадка, что заблудились уже. Посоветовались мы в лодке и утвердились с ним в решении, что курс нужно менять на самостоятельный. А этот, которого Иваном Ивановичем окрестил, парик ему на лысину, озвучивает вдруг идейку, в камышах на лодках заночевать. Слышу, у малого в голосе какое-то напряжение сделалось, ну и давай я скорей концы отвязывать пока этот морской конёк нас опять в пучину соломенную не утащил. Дёргаю узлы, верёвка мокрая не даётся, а он знай свою линию, стартером опять тыр-тыыр-тыр. В-общем не помню с какого раза, хотел уже резать, но таки освободился из-под диктатуры пролетариата не принеся верёвку в жертву.

— Давайте, — говорю, — потихонечку вдоль берега на вёслах, вход то помечен, не пропустим.

— А мы, — говорит, который Лысый, — не ставили маяка, мы-ж на воду то только днём выходили.

Тут поясню, чтобы досужий читатель не сказал: «Вот, мол, шляпа дырявая!» Дело то это как раз на открытие было и коллеги наши по опасному бизнесу поехали много за раньше, чтобы, так сказать, не пропустить самое начало где-нибудь засидевшись в пробке. Лагерь разбить, места занять, то да сё. Выходить на воду с регулярной частотой, особой надобности не имелось.

В общем нет другого выхода, стали мы на базу звонить, звать товарищей, ну чтобы те вышли на воду и встретили своих корешей заблудших. Связи под нашим берегом нет почти, но временами выхватывает. Сначала звонили Евгению Олегычу. Это ещё один наш товарищ, уж простите что не представляю его достаточно подробно, просто ввиду динамично развивающихся событий на озере в настоящий момент, абсолютно нет времени, да и он попросту лежал в палатке ногами к телефону и поскольку как раз накануне осуществлял то да сё, никак не мог его услышать. И когда мы укрепились в понимании того, что Олегычу суждено выпасть из повествования на неопределённый срок, стали звонить Обмороку.

Вот мы и подошли, практически к месту, в котором будет объясняться название моего рассказа. Потому что, если кто думал, что найдёт здесь поэтически-романтическое описание лишения чувств утончённой жеманницы по предмету своего любовного обожания, то он зело ошибся. Обморок — это человек. Не в смысле, что звучит гордо, не событие какое-то, а человек, с руками с ногами, почти обычный с виду, как все. Чудной только, даже странный.

Однажды его в компанию притащил наш Иваныч. Никого конечно же не спросил.

— Ну, — говорит, — родители его, Обморока значит, моих родителей друзья приходятся по сестриной линии, просисили чтоб я его взял. Его, вишь, не в армию ни в поликлинику на опыты не берут, а куда-то ему пристраиваться в жизни уже пора. Годков третий десяток. Что ему пропадать одному среди своих склянок? Он, видишь ли, ботаник в каком-то колене или химик, не пойми.

Обморок этот всегда в чёрное одет, в чем с города приехал, в том и на охоту, сапоги только резиновые наденет. Чёрные джинсы, чёрный кожаный пуховик, волосы на голове чёрные, лицо белое в веснушках, улыбается и молчит, и смотрит по большей части все в сторону. Не разговорчивый, хотя по нему как будто видно, что сказать чего-то хочет или спросить. Молчит и улыбается. Ружьишко себе купил за рупь за двадцать с одним глазком. Одностволочка на изоленте шишнадцатого калибру. Эпоксидкой скол залил у казённой части, — горе не беда.

Не пьёт ни капли. Говорит, по условию брачного договора торпеду установил себе, так и не пьёт. Не похоже, что врёт он на этот счёт. При современной жизни теперь, наверное уже прямо в ЗАГСе такая услуга. Думали, поначалу скучно ему с нами будет, нет, не уходит. Сидит себе в багажнике собственной машины, варит кофей. Прямо внутри, на примусе, свет у него там горит, потом, как закончит свои дела чернокнижные, стучит по стеклу изнутри, если мимо кто идёт, чтоб открыли, не через салон же в сапогах прорываться. Азарту не видно у него, но усидчивый. Может день в камышах просидеть с буханкой хлеба. Откусывает от неё потихоньку и сидит, ружья даже в руках не держит. Я поначалу думал, может он наркоман…ну химик, замкнутый, не пьёт, отсутствует подолгу, все сходится вроде. Нет, однажды даже лысуху добыл. Походил, поспрашивал, как бы ненавязчиво, что с ней дальше делать. Сел, сам весь чёрный, дёргает за перья чёрную курицу. Я гляжу, — Ба… Господь всемилостивец, сестрица родная, так оне-ж близнецы-братья, она к нему и выплыла… Щипал он её часа два, я даже хотел в неё второй раз выстрелить, чтоб не мучилась.

А был случай, интимный правда, не знаю, прилично ли рассказывать в обществе. Надеюсь все свои. Поприжало у меня живот по утрени. В лодку сядешь с такими симптомами, накрутишься потом. Побежал я в камыш где он повыше, а это чудо за мной с ружьём и лодкой на привязи идёт, не отстаёт. Я поверну, и он за мной. Крюка уже дал по камышам он не отстает.

— Чего, — говорю, — идёшь?

— А я, — говорит, — за тобой на выход.

— Так ты ж чудак человек, не видишь я без ружья и без лодки, дела у меня тут, и выход то в другой стороне, не помнишь? Ты ж вчера на озеро со всеми ходил!

— Я чо-то забыл где, — говорит.

В общем, так считай под охраной я и справлялся. Он неподалёку сидит, не отходит, боится потеряться.

Палатку поставить не умеет. Залезет в неё как в мешок и спит на мокром. Дождь, а у него ни дождевика, ни второго белья нет. Вымокнет как тряпка на заборе и ходит.

-Ты ж задубеешь!

— Ни чего, нормально мне, говорит.

А как-то мусор он стал собирать, да в костре жечь. Думаем, ответственный парень, а потом глядь, а он отработанные газовые баллоны туда кидает. Мы в рассыпную, кто за что спрятался, а он говорит, — не бойтесь, ребята, я там дырочки проделал… В общем Обморок он и есть, язви его в дырочки.

Так вот… Увлёкся я. О чем это мы? Ах, да!

Стали мы звонить этому самому Обмороку. Дозвонились, хоть и не с первого раза.

— Привет!

— Привет!

— Что поделываешь?

— А мы тут пропадаем в миссис-пизьме, писисмизьме, тьфу чёрт, не выговоришь никак, погибаем короче! Возьми фонарик, выйди на воду. Вроде где-то рядом уже находимся, до лагеря то по прямой рукой подать, да выхода никак не найдем.

-Щас выйду, — говорит.

Время тикает, света нет.

— Алё, ты вышел?!

— Да!

Шарим глазами, — нет, не несёт Прометей огня людям.

— Ну помаши фонариком то, — орём в трубку.

— Махаю, — говорит.

— Ты нас видишь? Мы тебе фонарём машем.

— нет, не вижу, — говорит, — но слышу, вы где-то рядом.

Вот тоже, капитан-Очевидность, мы понимаем, что рядом, вход где? — Вот вопрос. И что у него там за фонарик, на телефоне небось.

Стали наперебой в трубку орать, советы разные, как лучше фонарём махать, да в какую сторону повернутся. Слышу я по разговору парень этот, как-то с темы слазить начинает, типа некогда мне, да я и спать уже собирался, а ещё мама позвонить должна, типа освободите линию. Запутался, проще говоря, основательно.

Тут, который Лысый говорит, ну как говорит, орёт уже, — Разбуди Олегыча!

— Он не просыпается.

— Ты его как будил?

-…

— Да не надо толкать, за ноги тяни из палатки!

— Я пробовал, он лягается.

— Ну, — думаю, — ладно, надо этот тупняк каким-то конструктивом разбавлять. А у сынули маво есть чудо фонарь, Дедушка Мороз на Новый год подарил спецом для таких случаев. Луч у фонаря направленный километра на полтора в небо бьёт, хоть ворон из него сбивай, натурально столбом стоит, как джедайский меч.

Зажигаю я этот магический кристалл,

— Так, говорю, — ща светить буду, не в рыцари, не думай, просто в твою сторону. Луч видишь?

— Вижу, — говорит.

— Я им сейчас буду водить по горизонту, а ты, как в твоём направлении он окажется, кричи — СТОП!

Веду медленно по верхушкам камышей, луч над всем берегом проходит, образуя в летящей мороси столб света, выхватывает верхушки деревьев, окаймляющих озеро, не дать не взять лазерное шоу, рок гитары не хватает. Прошёл по всему предполагаемому сектору, медленно прошёл, на 180 градусов уже развернул, — тишина.

— Уснул что ли?

— Ну, в общем, не знаю, как сказать, вроде он все время не надо мной был, а рядом.

— Ну ты горе, как так рядом? Слева, справа? Сейчас-то куда мне повернуть? А луч то далеко от тебя?

— ДА, далеко, где-то над озером.

 

Граждане родители будьте внимательны вынимая малолетних детей из люльки! Всегда вытирайте руки насухо, и тем более не оставляйте детей одних без присмотра. Итоги случайного падения в столь юном возрасте могут иметь самые печальные последствия в будущем.

 

Мы стоически перенесли этот удар, собрали оставшуюся волю в озябшие руки и начали по новой, с методичной расчётливостью добиваться результата.

— Ща буду поворачивать прожектор в твою сторону по секторам. А ты смотри! Поверну градусов на десять, спрошу, если не попал, ещё, и так по шагам.

Слышу по ответам, сомнение в голосе, ну не уверен он, не понимает процесса что ли. Получается, вроде, я его даже уговариваю дать ответ, который мне удобен. Вот, мол, сейчас пора говорить — да. Как-то нехотя он согласился, что в его сторону все же указали. Думаю, — ладно, надо двигаться, ближе подойдём, может ему видней будет.

Завязали узелки, затарахтели вдоль камыша всем резинопоездом из четырёх галош, ехали пока не наскучило, а наскучило уже давно изрядно. Сначала позвонили Олегычу, так для проформы, лишний раз убедится, что сон у него здоровый. Потом набрали болезному. Дозвонились раза с пятого, оператор у него тоже подстать — сотовые соты. Повторяем по новой весь предыдущий цикл. Влево, вправо, попал не попал, вижу не вижу. Потом снова, — выйди на воду! Лысый наш орёт благим матом уже по слогам,

— НА — ВО — ДУ! ВЫ — ХО — ДИ!

А тот своё знай, твердит,

— да вышел я, на воде стою.

-Где? МашИ! На какой ты воде? … (мат перемат) и так далее, и так далее…

Парень мой совсем трясётся весь, с отчаяньем уже гляжу еле справляется, на носу капля повисла.

Растянулись мы, по верхушкам камышей лодками шуршим, глазами шарим. Не знаю чем бы могло закончиться все это приключение, только вдруг гляжу, царица небесная, пакет беленький узлом в воде бултыхается на подломленных стебельках. Кто-то добрый до нас уже постарался, повесил, спасибо ему.

— Парни! Гляди! Рядом где-то!

Приободрились, захлопали вёслами с новой силой, как будто соревнование за приз назначили, кто быстрей вход найдёт. У меня двойной стимул первым прийти, мой-то сзади подвывает уже потихоньку, мне самому сушиться надо, да ещё его переодеть, а палатка не ставлена, под дождём все это дело придётся осуществлять.

Нашли вход, ну ясен перец, никто перед входом нас не ждёт. Идём по узкому коридору в камышах, стены вёслами взмахнуть не дают как следует, цепляются. Раз оттолкнёшься, два упрёшься. Гляжу Лысый вперёд вырывается, рукавами помогает. Видать жажда мщения его подталкивает, думаю, вырвется на оперативный простор первый…привет Обмороку и родителям. Все же выскочил он на берег первым, подмог в последний миг себе мотором, подлетел к Обмороку, но бить не стал, толкнул плечом, да покричал что-то на непереводимом ни на один другой язык диалекте.

Картина маслом, которая своей наивностью наверняка спасла в этот миг Обмороку, если не жизнь, то веснушки на физиономии точно. Стоит он в том месте где канал в берег упёрся и образовал лужу, на которой все прибывающие лодки оставляют, держит фонарик в районе гульфика и производит им движения, какие осуществляют любители подлёдного лова удочкой, обеспечивая замысловатую игру мормышки.

Ну что с него спросишь, говорю же, чудак он, каких поискать.

Стали на ночь устраиваться, палатку воткнули. Оба спальника намокли, один сверху, другой снизу. Расстегнул их, мокрым под коврики запихал. На сухую половину сынулю положил, вторым сухим крылом сверху прикрыл. Он, надо сказать, мужественно отвергал излишнее внимание, сам переоделся в новое, от растирания правда отказался. Я, кстати, тоже, но внутрь пять капель все же принял, мало ли вирус какой.

Потом проснулся Олегыч, долго переживал, сетовал и стыдился своим ребячьим сном. Переодел Обморока в свой старый камуфляж, не ходить же ему мокрым, этого даже младенцы бессознательные не любят. Выпили по очередной, подобрели. Объяснили уже вкратце товарищу этому как да что. Лысому конечно тоже на вид поставили, чтоб впредь не пускал на самотёк, так-то самим дороже.

Как палатку поставить, я Обмороку уже на следующий день показал, сегодня устал уже что-то, ноги не держат. В принципе парень то он не вредный, запущенный только, его так-то Славиком зовут, если кому интересно.

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх