Всю дорогу в луга Тузик настойчиво толкал меня под локоть, домогаясь ласки. Похвалы он предпочитал получать авансом, справедливо полагая, что в поле можно запросто оконфузиться.
О коварстве розы ветров владельцы ищеек знают не понаслышке, а работать нижним чутьем — то бишь тропить птицу, утюжа влажный след, — дипломированный курцхаар почитал уделом, себя не достойным.
Впрочем, в тихую погоду, когда мертвый штиль надежно прикрывал пернатых, мой азартный подельник не гнушался уткнуться носом в траву и распутывать сантиметр за сантиметром наброд жирующего тетерева или какого иного любителя завтракать на рассвете.
— Редкий мужчина откажется погладить красивую самочку; содержать, увы, согласится не каждый. К тому же я — кобель, — философствовал Туз, подставляя другое ухо. — Чеши, не скупись!
За этим занятием мы чуть было не съехали в кювет. Старенький «форд», шваркнув по обочине и переваливаясь сбоку набок, с трудом выровнялся.
— Довольно жалобить. Сосредоточься на цели, ради которой поднялись прежде страдающего бессонницей петуха. Где дичь искать будем?
Явление странных пернатых
В этот памятный момент прямо перед машиной показались четыре птицы. Размером они походили на вяхирей и шли явно на посадку. Чем их привлек здешний луг, было неясно, потому как прежде поднимать в этом месте лесных голубей никогда не доводилось.
— Куропатки, Вова, куропатки, — прошептал Туз, скосив глаза в сторону приземлявшейся стайки, — тормози. Только плавно, без шума и пыли…
— Еще скажи, по запаху определил, — съехидничал я, но команду исполнил.
— Не ерничай, Хозяин. Сердцем чую.
Серых куропаток в наших окрестностях водилось крайне мало. Повстречать в поле считалось большой удачей, ибо до поздней осени они жались к деревенским заборам, а стрелять под окнами мы с Тузом не привыкли.
Луг, хоть и некошеный, но ближе к асфальту пестрил проплешинами. Тому причиной служил нехитрый способ прокладки дороги: с поля сгребали землю и сооружали насыпь, поверх которой укладывали смесь песка с гравием.
Не пройдя и десяти метров, кобель осторожно потянул… потянул… и встал, слегка поводя головой из стороны в сторону. Таким образом он подавал знак: птиц несколько. Здесь уместно напомнить, что подходить проще к одиночкам: при взлете не терзаешься выбором.
— Дай!
В три мощных прыжка Туз подлетел к зарослям иван-чая. Словно хлопок паруса, в небо поднялась туча мелких пернатых. Выцелить какую-либо не представлялось возможным — пришлось разрядить двустволку практически наугад.
— Есть! — крикнул я и тут же пожалел, поскольку в стороне взлетела знакомая половозрелая четверка.
Подозвав кобеля, повинился:
— Вот так история… Это, брат, не один выводок, а целая «республика ШКИД» на прогулке. Мамашки-злыдни потомство подставили. Ну да ничего не попишешь — тащи трофей. А сюда они прилетели камешки клевать, н-да…
Все включено
Чтобы хоть как-то реабилитироваться, мы продолжили путь к селу Красное. За ним в центре огроменного поля водились тетерева, преимущественно старые косачи. Набив зоб по самые ноздри, они обычно дремали под кустами или молоденькими сосенками.
Подброшенная вверх сухая трава плавно опустилась на ладонь: ветра не наблюдалось. Стало быть, предстояло работать накоротке. Туз по привычке сунул нос во все укромные места и пару раз наткнулся на неприветливых гадюк: «Занято!».
Года в три после первого укуса пришлось пропустить сезон: требовалось время на реабилитацию. Нынче же кобель умудрялся вовремя отскочить и всячески тем бравировал.
— Бросок кобры… бросок кобры, — передразнивал Тузик ведущего телепрограммы, — подумаешь… Гляди, очки потеряешь!
Помытарившись часа два, в итоге подняли стайку молодых петухов, и я догнал ближайшего первым выстрелом. Замечу, в нижнем стволе держу по большей части «девятку» дисперсант, что вполне достаточно, дабы уронить и матерого косача.
Кобель мой выбор дроби одобряет: сначала дает жертве наркоз и лишь затем с видимым удовольствием приступает к процессу эпиляции незадачливого клиента. Бикини-дизайн в исполнении курцхаара приводит в смущение… но отучить ушастого мастера-самоучку от этой вредной привычки я так и не сумел.
— Меньше щипать придется, — ухмылялся Туз, вся морда в перьях. — Летел большой, приземлился маленький. Первогодок, однако.
Ну что ж: какой-никакой, а все-таки трофей. Языки на плечах, вернулись к машине. Обратный путь бурлил дискуссией по проблеме отцов и детей. Генетическую связь поколений кобель отрицал напрочь.
— Какой из тебя отец? Дерево посадил, ребеночка сделал и в кусты? А дед? Чему ты способен научить внучку, когда единственное приличное слово в твоем багаже «Апорт»? И то… на французском…. Зачем подсунул Симочке латунную гильзу вместо погремушки? Двенадцатого калибра! Охота ему, видите ли, пуще неволи. С двадцатого (!) начинать надо, горе-наставник. То ли дело я: субъект, с точки зрения науки, посторонний…
Кто крайний?
На следующий день часиков эдак в пять, не сговариваясь, мы подкрадывались к месту вчерашнего куропачьего шабаша. На сей раз мелких поднялось всего десятка полтора.
Купаясь в злорадстве, я их отпустил в надежде наказать нечестивых родителей. К несчастью, предки загодя отправились по своим взрослым делам, бросив молодежь на произвол судьбы.
Разъяренный кобель выместил злость на бродячей кошке.
— Она-то тебе чем не угодила?
— Во-первых, это «мальчик», — кобель с трудом переводил дыханье, — во-вторых, он прятался в кустах — следовательно, наглец имел твердое намерение полакомиться нашими куропатками. И третье, но далеко не последнее: котяра — суть отъявленный браконьер!
— Ты что, у него путевку спрашивал?
— Ага, — Тузик, наконец, отдышался, — и права зачитал. Вишь, как его сразу сморило?
Полосатый прохвост действительно выглядел неважно, и я поспешил ретироваться. На даче первым делом обработал Тузику раны. К счастью, глаза моего любимца остались целы, хотя левый вскорости заплыл, а правый сузился до крайности, и пес стал походить на желчного литературного критика.
День прошел в обстановке жуткой нервозности, когда подмывает вспылить по самому незначительному поводу — мышиный помет, например.
— Совсем грызуны распоясались! — кипятился Туз. — Я понимаю еще — нагадить в хозяйский ботинок. Но чтобы оставить свои «следы» на собачьей подстилке?! Простите, это уже перебор! Где, черт возьми, мышеловка?!
Кобель метался по дому, пока не угодил в искомый агрегат. Дальнейшее пересказывать не буду из соображений внутренней цензуры, ибо неизвестно, в чьи руки попадет мой дневник…
Собрат по несчастью
Третий рассвет посеял в наших душах большие сомнения по поводу обоснованности досужих представлений о глупости семейства куриных. Камешки в целости и сохранности покоились на знакомой проплешине, а единственная серая куропатка стартовала из зарослей, не успев насладиться собачьей работой.
Пейзаж дня четвертого и пятого оживляли только наши с Тузиком угрюмые фигуры да некрупный стервятник на обочине. Судя по постной мине, сокол также не преуспевал. Диковинно лицезреть хищную птицу на земле, а не парящей в небе либо оглядывающей окрестности с мачты высоченной березы, коя чудом избежала бензопилы и, сама тому удивляясь, мечтала похудеть…
На уикенд пропал и сокол.
— Жили без куропаток, и вдруг на тебе… свалились на мою голову, — Туз откровенно комплексовал и добытые на других лугах трофеи его не радовали. — Слышь, писатель, может, они пригрезились? Дурман-трава навеяла?
Честно сказать, эта история и в моем сознании начала обрастать мистическими подробностями, делиться которыми в кругу бывалых охотников или воинствующих атеистов я бы не рискнул.
Противоядие
Дабы окончательно втоптать нас в грязь, понедельник взорвался шумом выводка неисчислимого аккурат в мелколесье, что тянется вдоль дороги и упирается в злополучный здешний луг. К Тузу претензий нет: он честно замер в стойке, едва выпрыгнув из машины. Затем обогнул куст… тут все и началось.
Палить через ветки мне не хотелось: мол, хоть одна птица да вылетит на светлое. Так и случилось. Однако патрон дал осечку, и я от удивления растерялся. Кобель какое-то время преследовал стаю в лесу. Затем, видимо, вспомнил, что за гоньбу снимают с соревнований, и нехотя вернулся.
— Вот гляжу на тебя, Хозяин: сапоги английские, брюки голландские, ружье итальянское, собачка немецкая… и думаю: ««Куриные мозги» — это про кого?».
— Кажется, дождь собирается, — невпопад ответил я и даже не обиделся.
На дачу вернулись в гробовом молчании.
Теряясь в догадках, как выправить кривую неудач, а заодно и обелить подмоченную репутацию, решил посвятить Тузику хвалебную оду. Тщеславный кобель, казалось, на эту удочку клюнул. Он благосклонно выслушал первые два четверостишья, лежа в гамаке под яблоней. Воодушевленный, я взобрался на перевернутое ведро и с чувством продолжил:
— …И даже вепря лютого положит на лопатки…
— Издеваешься, пиит доморощенный. Подначиваешь… — прервал бенефициар. — Бестактный ты человек, хоть и в очках. Просил ведь не упоминать обидчиков ни словом, ни рифмой. Долой с пьедестала! Рукопись — в печь! И вообще…
В поэтической суматохе мы не заметили, как у ворот остановился большой черный седан.
— Сюрприз… — раздался веселый голос из приоткрытого окна.
— Ура! Наши приехали! С внучкой! — завопил Тузик, сверзившись кубарем, и уже на бегу добавил: — Нам дела нет до тощей куропатки… Так и запиши.
Владимир Фомичев, г. Москва
Свежие комментарии