Шторм бушевал уже третий день. Широченные, с белоснежной кипящей гривой тяжелые валы то и дело накатывались на берег, с шумом разбиваясь о скалы.
— Завтра будем ловить,— сказал Мамед,— в мутной воде рыба ближе подходит к берегу, смелее берет насадку.
Мы стояли на песке около скал, или, как их здесь называют, камней, с Мамедом, моим новым товарищем. Я познакомился с ним в первый же день приезда в поселок Бильгя на северном побережье Апшеронского полуострова. На вид ему лет 47—50, но он молодцеват и подтянут.
— Здесь раньше море было,— пояснил Мамед.— Скалы — это спрессованный в монолит ракушечник. Он прежде дном был, а потом Каспий отступил и обнажил эти отложения.
Северный ветер крепчал, в лицо летели соленые брызги. Мамед надвинул на лоб кепку, плотнее запахнул куртку и пошел к «Жигулям». Мне было с ним не по пути, и мы распрощались.
На другой день встретились на том же месте у скал. Море было такое же бурное, но ветер переменился на восточный. Мамед достал из багажника спиннинг, быстро соединил три колена, поставил инерционную катушку. Удилище было двуручным, массивным, жестким, длину имело более трех с половиной метров. На нем стояли большие пропускные кольца диаметром 1,7; 1,9; 2,5; 3,2 сантиметра, примотанные для надежности еще и голубой изоляционной лентой. Ну, думаю, куда мне с моим одноручным тонким спиннингом!
Не успел я и глазом моргнуть, как Мамед протянул через кольца леску диаметром 0,6 миллиметра, затем прикрепил к ней способом «петля в петлю» ставку с тремя поводками, тяжелым грузилом (как я позже установил — 140 граммов!) и какой-то пластинкой. Пластинка оказалась легкой, из пластмассы, и, как объяснил Мамед, играла роль своеобразного руля, предохраняя крючки от зацепов во время подмотки. Да и грузило было не такое, каким мы обычно пользуемся на реках и водохранилищах в средней полосе России. Оно внизу имело четыре торчащих в разные стороны «усика» из стальной проволоки, пропущенной сквозь свинец и заканчивающейся петлей. Эти «усики», как я потом убедился, мешают волне утащить грузило, прочно держат его на дне. А при вываживании они пружинят, легко отгибаются и снова принимают прежнее положение, не мешая подмотке. Такое грузило, подумал я, вполне можно использовать и на реках с сильным течением.
Оснастка апшеронской донки
Мамед достал из ямы в камне, наполненной морской водой, сачок с мелкой сеткой. В нем копошились креветки. Оказывается, он наловил их здесь же, в расщелинах скал.
— Начнем, пожалуй.
Мамед двумя руками отвел спиннинг назад и сильным взмахом метнул снасть далеко, метров на девяносто. Поставив комель удилища в расщелину, он подмотал леску и щелкнул тормозом катушки. Леска натянулась высоко над кипящими волнами, запела на ветру.
Мамед подошел ко мне.
— Почему не кидаешь? Маленьким спиннингом большую рыбу поймаешь.
— Разве можно ловить в шторм? Смотри, какие волны!
— Море очень хорошее,— ответил Мамед,— и ветер восточный, при нем клев лучше. Вот при южном рыба хуже берет.
Я взял из сачка горсть шевелящихся упругих креветок и пошел на обрывистый утес. Прикрепил поводки и грузило, с которым успешно ловил лещей в Подмосковье. Забросил. Насадка легла на дно метрах в сорока пяти. Близко, но что поделаешь!
Куда же поставить удилище? Оглядевшись, заметил в камне ямку как раз под комель спиннинга, даже с наклоном к морю. Оказывается, их много здесь, таких ямок, проточенных за долгие годы комлями удилищ.
Подмотав туго леску, поставил катушку на трещотку и стал ждать. Тут же затрепетала вершинка удилища. Подсек, но рука не ощутила тяжести. На крючке повис бычок с палец. Отправив его в родную стихию, опять сделал заброс, подкрутил катушку. Леска натянулась, но через несколько минут провисла. Я снова подсек. Пусто, но насадка цела. Потом опять появилась слабина, хотя поклевки не было. Я понял: под мощными ударами волн гладкое грузило ползет по дну к берегу, леска ложится на прибойные волны и, в свою очередь, тянет за собой грузило. Какая уж тут ловля!
Я поглядел в сторону Мамеда. Он стоял, уперев руки в бока, и, запрокинув голову, неотрывно смотрел на вершинку своего спиннинга. Она была неподвижна, леска туго натянута. Но вот кончик удилища кивнул в сторону моря, потом согнулся, катушка затрещала. Мамед выхватил удилище из расщелины, широко подсек и стал быстро подматывать леску. Через полторы минуты он плавно выбросил на камни серебристую широкоспинную рыбину.
— Кутум подошел! — крикнул он.
За два с небольшим часа Мамед поймал трех кутумов весом от восьмисот граммов до килограмма и одну воблу. Уходить он пока не собирался, продолжал стоять в прежней позе, глядя на вершинку удилища. Потом начал часто подсекать, снимать с крючков каких-то рыбешек и с брезгливой миной на лице бросать их обратно в море. Я подошел к нему.
— Бычок окаянный замучил,— с досадой сказал Мамед,— он у нас вроде вашего ерша: если подойдет стайка — кончай рыбалку. Но у меня есть от него защита.
Мамед достал из кармана куртки кусочек пенопласта размером 2,5 на 3 сантиметра с прорезями по периметру, ослабил петли в местах соединения ставки с основной леской, вложил в них пенопласт и крепко затянул.
— Это поплавок,— пояснил Мамед.— В воде он приподнимет поводки и будет держать их вертикально. Бычок не достанет насадку, он ведь у дна гуляет.
— Значит, донка превращается в поплавочную снасть?
— Выходит, так,— улыбнулся Мамед.
Положение донки в воде
Он насадил креветок и сделал заброс. Клев бычков действительно прекратился, зато попались два увесистых кутума. Потом вершинка спиннинга снова замерла. Волны стали слабее и ниже, вода начала светлеть. Косяк, видимо, отошел. Мамед смотал леску.
— А поплавочной удочкой вы ловите? — спросил я его.
— Ловим, когда море спокойное. Насаживаем ту же креветку или червя.
Мамед подошел к багажнику машины и показал мне снасть. Массивный широкий пенопластовый поплавок с небольшой антенной, грузило, напоминающее «оливку», безынерционная катушка. Забрасывают так же, как и спиннинговую снасть, двумя руками метров на сорок-пятьдесят. Поклевку определяют по исчезновению поплавка, по треску катушки...
Б.Абакшин
Свежие комментарии