Ох, в давних девяностых годах прошлого века это было.
Жил я раньше в соседях по улице с одним весьма интересным человеком , звали его все дядей Борей. Сказать, что человек он неординарный — значит ничего о нем не сказать. Когда-то очень давно, отслужив в армии, переехал он из Оренбургских мест на наши мордовские земли, да так и осел на них якорем, завел семью, вырастил детей.
При этом дядя Боря умудрился сохранить свою степную самобытность, взрывоподобную энергию в любых своих начинаниях и невероятную способность мгновенно раскладывать на пальцах теорию абсолютно любого действия или события, будь-то политический конфликт в Иране или ловля палтуса в Беринговом проливе.
Само собой разумелось, что любая его теория была единственно верной и всяк, кто смел ему перечить, получал в довесок пару десятков «убедительнейших» фактов и примеров её подтверждающих. Любой спор с дядей Борей имел такой же шанс на успех, как борьба голыми руками с бурым медведем.
И вот однажды я зашел к нему пообщаться по-соседски и разговор у нас зашел о ловле карася…
Нужно сказать, что Мордовия и окрестности Саранска – регион не богатый рыбными угодьями. По близости нет ни крупных рек, ни водохранилищ. Большинство рыболовов удовлетворяют свою страсть к ужению на искусственных прудах или малых реках.
Поэтому ловлю карася в Мордовии – смело можно называть национальным видом рыбалки, учитывая тот факт, что карась встречается практически в любой непромерзающей в зимнюю стужу «луже». Всякий мордовский рыбак изрядно поднаторел в карасёвой ловле и уж наверняка владеет парочкой «примочек» собственного изобретения для успешного лова.
Разговор наш начинался так:
— Что-то золотистый карась все реже и реже начал встречаться, вчера только один ко мне угодил, да и тот чуть крупнее мизинца.
— А вы просто его ловить не умеете. Я вот в Оренбурге ведрами его ловил, и здесь по семьдесят штук ловлю, но в Оренбурге конечно куда бо-о-ольше его было…
Семьдесят штук в дядя-Бориной интерпретации означает, что в садке больше пяти рыбех, ну или около того. Как подлинный рыбак имел дядя Боря непреодолимую страсть к преувеличениям собственных рекордов.
— Так прямо и ловишь? – Задал я ему вопрос с яркоокрашенной «подтыркой».
— Так и ловлю! Вы ж не умеете, вот я его и ловлю!
— И чего же мы не умеем, удочки что ли налаживать? Или у тебя наживка какая специфическая для золотистого карася есть?
— Да вы ничего не умеете, ни удочки налаживать, ни прикармливать, ни наживку насаживать, у вас все неправильно. Только серебряного и умеете ловить, а золотого не умеете! Вот у нас в степях все умеют, а у вас в мордвах не умеют! Ты хоть знаешь какой у него пищевой цикл?
Потом дядя Боря минут пятнадцать излагал мне что-то про особенности пищевых цепочек, чувствительность боковой линии и крошечный желудок, отчего растет он совсем медленно и всякое дерьмо не глотает вследствие своего замедленного метаболизма... И еще минут пятнадцать рассказывал, что его нужно не прикармливать, а особым образом вызывать, чтобы он раньше времени не обожрался. Теория родилась за полчаса во всей связности своей и красе. Чувствовалось, что дядя Боря уже сам в нее безвозвратно уверовал...
Расспорились мы с дядей Борей, меня, как местного аборигена, аж «жаба душить» начала. Тоже мне, думаю, нашелся теоретик карасёвого лова. И предложил он мне тогда съездить на какое-то известное только ему озерцо, чтобы он мне все на практике доказать смог. На том и сошлись.
***
Я никогда не уделял особого внимания спортивной составляющей рыбной ловли, исчисляемой суммарными килограммами. Мое кредо – роль наблюдателя, получающего неподдельное удовольствие от внутреннего разговора с природой, от приятного уединения и тишины.
Оттого и снасти мои никогда не содержали изысканных прогрессивных элементов. Все очень просто, основной принцип – комфорт при ужении, легкость и удобство. В те далекие времена для карасевой ловли я пользовался обычными составными бамбуковыми удилищами длиною от двух до пяти метров, в зависимости от места и условий лова.
Телескопические удилища советского производства я не любил из-за их большого веса и излишней, на мой взгляд, гибкости при забросе. Леску диаметром свыше 0.2 мм я вообще никогда не использовал. Самой ходовой была леска 0.12 мм неизвестного советского производителя.
Поплавочная снасть готовилась очень просто, согласно моим собственным наработанным практикой принципам: ни одного узла на леске от кончика удилища до крючка, груз-дробинка на расстоянии не менее 20 см от крючка, крючок должен быть тонким и черным, размером не больше четвертого советского. Кольца на удилищах и катушки с запасами лески отсутствовали, я не люблю, когда леска во время подсечки цепляется за прибрежный рогоз и превращается в подобие телефонного шнура.
Фабричные поплавки я тоже не использовал по причине их тогдашней нелепости, кроме гусиного пера. Основу моего поплавочного фонда составляли поплавки, изготовленные собственноручно из плотного пенопласта путем горячего раскатывания между двумя гладкими дощечками до толщины карандаша и тоньше, крепление изготовлялось из тонкой медной проволочки, вплавленной в поплавок.
Стратегия лова была сугубо простой: выбрать место, где мало людей, подойти как можно тише, почти на цыпочках, осторожно подать наживку в то место водоема, которое приглянулось моему глазу. При отсутствии поклевок я менял место, постепенно перебираясь вдоль берега.
Лов с лодки я осуществлял с аналогичной тактикой: используя двухметровые хлысты с легчайшей снастью, осторожно наплывая к тихим заросшим местам водоема и облавливая окошки в траве. Наживка при этом применялась разнообразнейшая, исходя из специфики водоема. Прикормку я использовал только в редких случаях при слабом клеве, когда удобнее было раскинуть несколько удилищ и осесть на одном месте.
Я и до сих пор считаю, что при ловле легкой удочкой на мелководном закрытом водоеме прикормка может сыграть сугубо отрицательную, а в некоторых случаях и фатальную роль для успеха мероприятия. Отбить крючок «троечку» от вездесущих верховок и любопытной молоди карася, слетающихся на прикормку, не очень-то просто.
Моими излюбленными местами лова на водоемах были густо заросшие травой мелководья, недоступные или труднодоступные с берега, особенно успешно я облавливал устья впадающих в пруды речушек и ручейков. Иными словами, я использовал стратегию бесшумного рыбака-охотника, и иногда она приносила мне свои результаты в виде трофеев гораздо крупнее средней по водоему величины. В основные приоритеты я всегда ставил не количество, а качество улова.
Методы ловли дяди Бори были категорически несовместимы с моими, по его словам на его малой родине даже ребенок знает, что рыбу нужно ловить исключительно с плотинЫ (я специально выделил специфическое произношение слова плотина с ударением на последний слог).
По приезду на водоем дядя Боря начинал громкую суету по подготовке рабочего места. С его стороны слышался частый топот, какие-то всплески, хлюпания, перемежавшиеся с экзотическими трехэтажными словесными формулами, звуки падения в воду тяжелых предметов. Находящийся поблизости с ним рыболов мог за считанные минуты освоить все глубинные и потаенные лексические обороты великого и могучего русского языка, оттого, что разговоры с собой в полной голос были главной фишкой дяди Бори.
После того, как дядя Боря наконец-то усаживался, раскинув снасти, его местоположение можно было легко определить по поднимающимся густым клубам табачного дыма. Все окружающие рыболовы наконец-то могли вздохнуть спокойно – наступала долгожданная тишина.
Снасти дяди Бори были столь же незатейливыми, как и мои. Дядя Боря использовал ультралегкие исключительно белые поплавки, едва различимые на поверхности воды и мелкий крючок. В независимости от реалий водоема он пользовался личным строгим правилом: поплавок должен встать точно вдоль кромки прибрежной растительности, будь она хоть в метре от берега. Сейчас я сам взял на вооружение его метод лова с плотин и зачастую им пользуюсь достаточно результативно.
***
Итак, наш «поединок» состоялся в жаркой середине июля на небольшом естественном озерце в пойме реки Инсар. Собственно водоем представлял собой густо заросшую вековыми деревьями стометровую лощину посреди бескрайних лугов с уже скошенной многолетней травы, наполненную родниковой водой.
Я был на этом озерце впервые, хотя многократно проезжал мимо него. Почему-то эта рощица в чистом поле никогда не привлекала моего внимания. Дороги к озерцу не существовало вообще, мы проехали туда по узенькой тропинке прямо по полю. Судя по всему, водоем не пользовался большой популярностью и известностью, только комбайнеры да местные труженики полей наведывались сюда изредка, чтобы искупаться да отдохнуть в прохладе.
Во всяком случае, на берегах озера я не заметил ни каких признаков людской жизнедеятельности – ни костров, ни притоптанных полянок, кроме небольшого очищенного схода, очевидно предназначенного для купания. Озерцо оказалось достаточно глубоким для своих размеров.
Как я потом выяснил, глубина его в некоторых местах превосходила трехметровую отметку. Добрых три четверти береговой линии были закрыты нависающими ветвями огромных ив, сосен и ольхи. Некоторые деревья давно иссохли и в слабом утреннем свете представились мне причудливыми рукастыми исполинами, пришедшими поводу. Львиная доля водяного зеркала была укрыта листьями кувшинки и плавучими розетками телореза. Кое-где поднимались из воды черные пальцы затопленных рук-коряг.
Я нервно потирал руки… Плавучие травы – моя любимая стихия и настоящий рай для карася, здесь он может смело выходить в верхние слои воды на кормление. Ужение можно проводить в окошках на совсем малой глубине. Эти факторы – потрясающая перспектива для великолепной охоты на карася в моем стиле. Единственное, что меня насторожило, так это отсутствие видимого движения на поверхности воды, не смотря на бурную флору водоема, фауна себя визуально никак не проявляла.
Поскольку мы условились не использовать лодки, то я направился в сторону заросшего берега с поиском доступных мест для забросов, а дядя Боря пошел искать несуществующую на озере плотинУ по более-менее открытому берегу. И он ее нашел, видимо, потому что через пару минут что-то зычно хлопнулось о воду и я расслышал яркую гирлянду подлинно русских слов, начинающихся на вторую и седьмую буквы алфавита.
Когда топот и суета со стороны противоположного берега наконец прекратились, я уже влез на мощную ветвь ветлы, нависающую над водой, обломив пару неудобных веток... Обстоятельства позволяли мне работать только с двухметровым удилищем, что я счел вполне достаточным для комфортного лова. Благополучно усевшись над водой в полутора метрах от береговой линии и развесив пакетики с наживками на ближайших ветвях, я сделал первый заброс в небольшой разрыв между плавучими травами.
Первая поклевка не заставила себя долго ждать, и я легко вытянул с метровой глубины худющего окунька, комфортно уместившегося в пределах моей левой ладони. Потом – второго, третьего… Окушки полетели обратно в свой омуток, а я сменил навозника на опарыша…
Снова окунь, еще мельче предыдущих. Такая ловля меня категорически не устраивала, и я перешел на растительную наживку. Сначала я традиционно тестировал обычное белое тесто из пшеничной муки, так и поступил. Умудрился забросить удочку в другое окошко. Минут пять поплавок стоял как вкопанный, потом начал хаотически раскачиваться, выпрыгивать из воды резкими толчками – верный признак того, что без верховки тут не обходится.
Пробовал я и зерна кукурузы и гороховое тесто, но безрезультатно. Потом пришла очередь перловки. Я решил раскормить место и подбросил в воду распаренной пшеницы и вареной гречки. Судя по замеченным мной движениям листьям кувшинок, прикормка дала положительный эффект. В течении следующего часа я выудил трех серебряных карасиков величиной чуть крупнее ладони… Дело понемногу стронулось с мертвой точки.
Потом я дважды менял место лова, пытался применить всякие хитрости собственного приготовления, но зорька безвозвратно уходила вместе с надеждой на золотистого карася. В результате у меня в садке оказалось семь серебряных карасиков весьма среднего пошиба и один окушок, красный хвост которого с трудом, но перетянул через границы моей ладони.
* * *
Дядя Боря взглянул в мой садок с умилением:
— Ух ты, Пашка, да ты штук сорок наловил, молодец!
— Да где уж ты сорок-то насчитал?
— Да я ж не слепой, точно - штук трЫдцать!
— Давай уже свой садок вытаскивай!
Дядя Боря неторопливо потянул за веревку, при этом подбородок его взлетел чуть ли не выше носа и с показной небрежностью бросил металлический садок-сетку на берег. Я обомлел. В садке вместе с серебристыми собратьями барахтались сразу четыре увесистых золотых красавца!!!
— Я ж говорю, что у вас в Мордовии никто его ловить не может, а вот у меня на родине все дети могут настоящего карася ловить. Это еще что, это – мелкий! Вот у меня в деревне караси какие были по кылогра-амму!..
Цвет наших трофеев идеально соответствовал достоинству наград, которые мы заслужили в нашем импровизированном состязании. Проигрался я дяде Боре вчистую.
* * *
На обратном пути дядя Боря с простодушной улыбкой делился со мной секретами своего успеха, ссылаясь на свою безупречную теорию, теперь уже наглядно подтвержденную практическим экспериментом. По всему было видно, что радость переполняла его до краев и никак сегодня дома не обойтись ему без чекушечки к обеду.
— Ты главное запомни, он вроде и большой, а желудок у него кро-о-ошечный и метаболизм ме-едленный, потому он склюет два твоих зернышка из прикормки и в дно носом втыкается часа на два. А я ему жрать-то как бы и не даю, а просто вызываю его запахами. Берешь ржаные сухарики, прожаришь их в духовке, а потом молоточком мелко-мелко… В муку их измелешь да в марлечку двойную завернешь, потихоньку мокнешь марлечку в воду-то... Как муть пойдет, так и хватит макать. Он ржаной запах издалече чует, постепенно и приковыляет, а пожрать-то и нечего. Вот он и будет кругом под берегом ходить, а ты ему крошечную насадочку на заглотыше, иначе и не проглотит... Желудок-то у него никудышный. И гляди, трогает-то он снасть очень чутко, едва-едва заметно, на твой поплавок и не усмотришь поклевки. И лучше всего его на плотинЕ ловить, это давно известно…
***
Весь вечер калил я ржаные сухари, дробил их в кофемолке, потом решил почему-то добавить молотых кофейных зерен в получившуюся муку и аккуратно завернул в двойную марлечку. Проверил свою одноместку, откинул все длинные удилища из чехла и соорудил на двухметровом хлысте снасть для отвесного лова с кивком из тонкой пружинки, снарядив её крошечной мормышкой-капелькой.
Ни свет ни заря умчался я на велосипеде в загадочную карасиную даль.
На озерце в этот день я был единственным посетителем, торопливо накачал лодку и осторожно заплыл в заросли телореза, заполняющие узкую излучину озерца.
Вынул марлечку, опустил её в воду, осторожно размочил озерной водой и несколько раз пожмыкал ладонью. Приятный запах ржаного хлеба я уловил даже в воздухе.
Оснастил мормышку перловым зернышком, опустил в отвес прямо под борт лодки и углубился в томительное ожидание…
***
Часов в 11 до полудня я с гордо поднятой головой постучался в калитку к дяде Боре. Тот, сидя на лавочке, ремонтировал черенок лопаты.
- Ну что, рыбак, явился не запылился, опробовал поди уж МОЙ метод?
— Да опробовал, правда опять ни одного золотистого карасика не выловил, — пожаловался я печальным голосом.
— Ну давай показывай чего наловил тогда.
Этого вопроса я ждал с большим нетерпением, незамедлительно вытащил я из рюкзака увесистый полиэтиленовый пакет и распахнул его перед лицом дяди Бори.
— Поймал вон рыбу какую-то непонятную.
Дядя Боря выронил изо рта сигарету и из него вылетело затяжное: «ЕээээЭЭХХХТЫЫЫЫ!»
— Это же линь!! Линь это же!.. Какой! Ух ты какой! Точь-в-точь , как у меня на родине!!
Он запустил руки в пакет и вытащил оттуда сначала килограммового линя, потом еще двух вдвое меньших.
— Чем же ты его вызывал?
— Да что ты как шаман заладил про вызывания свои, твоими сухарями ржаными и вызвал.
— Да я ж пошутил про сухари-то, я ж колобом со жмыхом вчера карася вызывал!!!
И подумалось мне, глядя на уже «облинявшего» в зеленоватый цвет линя: «Было вчера золото, было серебро, а сегодняшний улов в самый раз за бронзу сойдет!»
***
Вечером из-за забора дяди Бори слышались беготня и суета.
— Таня, Танька, сухарей насушила?
— Так нет хлеба ржаного, Боря!
— Так беги в магазин, пока не закрыт. Бегом, Танька, беги
— Лешка, Лёшка, ты мне теста намял?.. Чего же тогда расселся!!
Эпилог
Вот с тех пор и не люблю я прикармливать рыбу, научился я её запахами вызывать.
Так и закрепилось в моем лексиконе это слово, придуманное когда-то невзначай дядей Борей, моим бывшим соседом. А ведь есть, наверное, в этом какой-то смысл?
Дядя Боря – Борис Иванович и по сей день здравствует, рассказывает свои байки о ловле норвежской лососи, с удовольствием дискуссирует о мировых кризисах и банковских проблемах со всеми желающими.
И наверняка иногда он рассказывает друзьям историю, как поймал на одном озерце на спор штук семьдесят золотых карасей, а сосед – Пашка, вытащил за утро трЫдцать линей, пользуясь его личным методом лова.
Вот только главного секрета он мне так и не открыл, коварный дядя Боря. Сдается мне, что про колоб со жмыхом он мне тоже «лапшу на уши» повесил. Ведь сколько раз ни возвращался я на это озерцо потом, так и не вытащил я НИ ОДНОГО ЗОЛОТИСТОГО КАРАСЯ! Ну не мог же он тогда выловить последних?
Вот такая замечательная рыболовная история приключилась со мной в счастливой моей молодости. Все рассказанное мной – чистейшая правда! Я изменил только имя главного героя, да, быть может, самую малость преувеличил вес своего трофея, я все-таки рыбак в душе, а рыбаки часто имеют склонность к преувеличениям.
Автор рассказа - Павел Боронин.
Свежие комментарии