Пройдут годы, а возможно, и века, но память человеческая подобно сказочному целебному зелью, до срока скрываемому в тайниках, к коим можно относить и книги, сохранит ту необоримую связь времен, о которой говорят и писатели, и политики, да и простые смертные, не лишенные сыновнего долга перед всеми, кто жил до нас и внес по мере сил и способностей свой вклад в копилку добродетельности во благо нам и всем последующим поколениям.
И, так думается, для убеждения в том не обязательно быть в гуще больших событий, у каждого из нас довольно примеров из личного опыта, как, на первый взгляд, ни казались бы они ничтожны, быстротечны или не слишком заметны и удивительны. Но, согласитесь, без их оценки и восприятия наша суетная жизнь, чаще схожая с серым бытием, была бы скуднее, бесцветнее, без радуг и сполохов, которые, прежде всего, видны наиболее любопытным и любознательным. Стала бы менее духовной и плодотворной в конечном счете.
Обязанность промысловика
70-е годы прошедшего века. Глубокая осень в сибирской тайге. Как отпускник-сезонник, а по сути рядовой охотник-промысловик, ноябрьским днем завершаю на лыжах свой очередной обход путика. Снег рыхлый, рассыпчатый, у нас его называют «пыхун». Это романтика только для горожанина — поэта или туриста, но не для охотника! Идти на лыжах в таких условиях убродно, невзъемно (неудобно, ненадежно, с риском провалиться в рыхлый снег. — Прим. редакции)…
Эти не для всех понятные слова «рождаются» у человека по мере продвижения, схожего с упорным преодолением всего, что на пути, поперек его пути и под ногами. Нависшие над тропой березы, ослабшие под белыми «шапками» ольховины и пихточки. Приходится орудовать посохом, расчищая прогал, дабы меньше «кухты» — верхового навального снега — попало на тебя. Идти тяжело, но надо.
У таежника не должно быть отговорок: мол, завтра схожу или отдохну денек-два и тогда… Он знает, что хотя бы раз в неделю необходимо осмотреть ловушки. Неровен час, попавших в капканы зверьков повредят лесные птицы — сойки, дятлы, звери — лисы, росомахи, а то и соболи.
Охотник отчетливо понимает: нельзя обесценивать свой труд, как негоже нерационально использовать дары тайги. По большому счету, тем самым настоящий сибиряк и поныне отличается от иного временщика-любителя, тем паче от злостного своего антипода — браконьера. Они расставляют капканы где попало и нередко держат их нерасстороженными, а то и с погибшими в них случайными зверьками и птицами.
Стало быть, хоть и тяжело, но нельзя не идти!.. Вечереет. В конце путика осталось каких-нибудь 2-3 капкана, осмотреть кулемки… и назад — по легкой, набитой лыжне.
Верный помощник
Иду, как обычно, не спеша, не потея, но достаточно напорно, то есть не бесцельно, а с оглядом всего и вся, округи и вершин дерев. Верный друг и помощник по первопутку, по осенней перенове (свежий рыхлый снег. — Прим. редакции) пес Полкан, опытная сибирская лайка, по причине глубокоснежья вынужденно и с немалыми потугами трусит-тропит позади, изредка отвлекаясь на заманливые запахи по сторонам. Но, сползав к еще ароматному следу на 2-3 десятка метров, виновато отряхнувшись от снежницы, покорно нагоняет хозяина.
Мордой доказывает, что там что-то есть, в другое бы время он не отстал, не попустился бы случаем, но сейчас… Дескать, уж извини, хозяин. И я его понимаю и не отдаю никаких в данной ситуации ненужных команд.
«Собачьей ногой» охота давно закончилась, хотя псу не улежать у зимовья без хозяина. Надо знать натуру таких лаек. Они не оставят знакомого человека без внимания при какой угодно погоде, в любой таежной ситуации. Если возникнет угроза жизни хозяину, встанут на его защиту, забыв о себе.
Именно о таких таежных помощниках охотник говорит иногда друзьям: они не имеют цены. К этим лайкам относился и мой Полкан, неоднократно выручавший меня при встречах со зверем…
Привычка охотника
В сумерках возобновился и даже усилился снегопад. «Ну не беда!» — подумал я. На суконной куртке и на лыжах — крупные «лахтаки» снежинок. Зато еще сотня метров… и домой! В уютное зимовье, где меня ждут тепло, отдых, ужин.
Вот и весь мой «таежный комфорт», без которого ни восстановить силы, ни почувствовать себя полноценным человеком. Это отнюдь не пустые слова, а реальное состояние. Когда едва ли не ежедневно, выбиваясь из сил, работаешь в одиночестве и начинаешь сомневаться в целях своего очередного сезона.
Лежал бы сейчас если уж не на берегу Черного моря, то под благостным взором женушки!.. Но не дано. До всех благ далеко, а главное — сам в том виноват: обрек себя на суровое бытие, на новые испытания в таежном труде.
В снежной круговерти, однако, замечаю все вокруг. Такова профессиональная обязанность промысловика, ставшая привычкой. Технику безопасности нельзя забывать. Береженого Бог бережет. Для таежника это изречение — как руководство к действию. В лесу бед всегда с излишком.
Грозит обвалом старое скрипучее дерево под тяжестью ожеледи. Прощупываю посохом перед лыжей углубления, опасные провалом. И то нельзя забывать: в любой час, даже в январе, возможна непредвиденная встреча с медведем-шатуном, по какой-то причине поднятым из берлоги. На такой крайний случай на плече двустволка и всегда зоркий огляд путика.
Желанная добыча
И что же?! Вижу чуток поодаль от прогала бугорок — это муравейник под снегом. А на нем стоит и смотрит на меня лиса, она тут, видать, на ночевку располагалась. Для охотника это желанная добыча.
К тому же понимаю, что рыжая плутовка очутилась вблизи путика с капканами отнюдь не спроста. И ранее замечал заходы этого звери к ловушкам. Лису привлекали приманки и попавшиеся соболи. Ранее случалось, что хищницы поедали у охотников белок и другую пушнину в капканах. Так что мешкать при встрече с лисой не стоит.
Вскидываю ружье, в котором два патрона. В одном — пуля на случай встречи с крупным зверем, а другом — дробь «нолевка». Как раз по лисе. Рыжая зверюга стоит на кочке боком ко мне. В отблесках от снега она более похожа на белого песца, если бы не «чернотины» морды и ушей. Мое явление в такой предночной час для лисы неприятно и неожиданно. Бредущего позади Полкана она, похоже, все еще не видит и не спешит дать деру.
Прицеливаюсь. Таежную круговерть раскалывает громом выстрел. Но что это?! Лиса подпрыгивает на кочке, как иной циркач на батуте, я почти вижу, как круглая свинцовая пуля срезает «муравейник». Понимаю, что нажал на спусковой крючок не того ствола. И промахнулся.
Лиса прыгает с кочки в снег, как в воду. Тонет по голову. Полкан, наконец, увидел зверя и бросился вперед. До лисы ему метра 2-3. Надо бы стрелять со второго «дробового» ствола, но теперь передо мной помеха — собака. Пес едва не на хвосте у лисы, вот-вот схватит… Но лайка тяжелее и проваливается основательно, хотя упорно наседает, настигает добычу. Еще прыжок, еще. Казалось бы, развязка таежной драмы близка.
Но вот еще одна загадка и даже не этого момента, а всего сумрачного дня. Лиса быстро сообразила, что на обычных прыжках, на четырех лапах по снегу, она от врага-собаки не уйдет. На «пыхуне» оба животных пока что были в равном положении, но пес явно сильнее. Поэтому рыжая плутовка резко сменила тактику движения.
Неожиданный маневр «патрикеевны»
Передними лапами стала опираться на податливый ненадежный снег едва ли полностью, от скакательного сустава на всю длину. По сути, пошла по-пластунски. При этом она не сбавила скорости перемещения, что и позволило хоть на метр, но оторваться от собаки. Через несколько секунд разрыв увеличился втрое, затем еще больше. Полкан в азарте тонул в «пыхуне», что называется, по уши.
Спустя минуту-другую лиса скрылась за кустами в чернолесье. Осталось за «кадром», как долго она шла по-пластунски и когда переменилась на обычный галоп. Полкан, верный своим таежным обязанностям, продолжал уже в атипичной манере тропить зверя по следу, по запаху. Надо думать, ароматами на этот раз лиса поделилась сполна в обмен на свою жизнь.
На лыжах вместе с собакой тропить зверя ночью было бы более чем опрометчиво. Рыжая имела, вне всякого сомнения, не одну такую, а еще несколько других удачных уверток. Сколько их всего «в арсенале» хищницы… можно лишь предполагать. И самая последняя — когда уставшая лиса уходит в свою летнюю нору, не доступную для собаки.
В этот раз «патрикеевна» увела пса за речку, в хребтовый кедрач, куда и белым днем по «пыхуну» нет ходу, не то что в сумерках. В зимовье я пришел в этот день с необычной «добычей» — с познанием хитрой лисьей увертки. Полкан прибрел только глубокой ночью, основательно вымотавшись во время погони за коварным зверем.
Оказавшись перед вечерним котлом с остатками хозяйского кулеша, пес, как мне показалось, с особой укоризной и без своего обычного «привета» хвостом косо глянул на меня и углубился мордой в свой законно заработанный в этот день ужин. Какого-то сильного стыда я не испытал, но все же ради улучшения отношений и разрядки после неприятной ситуации как можно более благозвучно изрек Полкану:
— Ты уж извини, паря! Не надо было жадничать… Это чувство, сам понимаешь, в тайге любого «фраера» губит. А нам с тобой надо еще до деревни добраться…
Минуты отдыха и общения
Вечером, завершив все промысловые неотложные дела, обратился к небогатой лесной библиотечке из 5-6 книг, которые в разные годы по одной заносил в зимовье. В списке неоднократно читаемых авторов — Михаил Ошаров, Анатолий Клещенко и Тедо Разикашвили. «Лисьи увертки» последнего из них хоть и из разряда «детских» книг, а чем-то близки и потому неизбывны, притягательны какой-то особой мудростью того собеседника, что всегда участлив и искренен в помыслах.
На родине писателя — в Грузии — его рассказ (по сути маленькая повесть о зверях) появился в одном из журналов для юных читателей. Произведение было опубликовано еще 1900-е годы, но до сих пор еще нужно нам, чем-то дорого. Пожалуй, прежде всего своей безыскусной простотой и любовью к персонажам.
Наши современники познакомились с творчеством этого писателя в основном в 60-е годы ХХ века. Когда я читал книгу в таежном зимовье, то подумал, что Тедо Разикашвили, современник Антона Павловича Чехова и Максима Горького, стал известен за пределами родного Кавказа, в том числе, и благодаря русскому языку, общему для всех народов Российской империи и Советского Союза. Такой вот неожиданный мостик получился из недавнего прошлого в нынешние 2000-е годы, а ведь поводом к тому стала обычная рыжая лиса…
На следующий день в условленный час в зимовье ожила моя рация — на связь вышел «сосед по тайге». До него по сибирским меркам всего ничего — километров 40. Мы побеседовали, он расспросил меня об успехах и здоровье.
— Не кашляю, хотя весь день в снегах купался, — ответил я. — Книжку о лисе перечитываю. Когда напечатана? В 1906 году. И очень современная оказалась. Минувшим днем сам в этом убедился, увидел лисью увертку. Упустил зверя, но не жалею. Хороший урок получил!
Попрощались с соседом, сказав друг другу, как обычно: «До скорого!». Хотя такая встреча могла состояться лишь через пару месяцев. Но так уж у таежников заведено: желаем встречи, добрых вестей, удачи на путике. Стараемся скрасить свое одиночество, соленой шуткой разнообразить отношения. Тем и жив охотник, не унывающий даже посреди бескрайнего заснеженного леса, где, как в одной песне, поется: «На сто тысяч деревьев я один человек…».
Валерий Тарасов, Иркутская область
Свежие комментарии