Километров исхожены тысячи,
И сгорели в кострах кучи дров.
Но страницы ещё не дописаны,
Не остыла охотничья кровь.
Вроде, память заполнена кадрами
Из счастливых добычливых зорь.
Стали мы чуть-чуть меньше азартными,
Стала чуть понастырнее хворь
Что ж так манит как прежде безудержно
Разбивать ноги бедные в кровь?
На плечах, рюкзаками натруженных,
Мы таскаем проклятье веков?
Но спроси у любого охотника:
"Ты желаешь свободнее стать:
По субботам – кафе или боулинг.
В воскресенье - до полдня поспать?"
Вряд ли будут ответы цензурными -
Оскорбления тут не поймут.
Но не будут ответы заумными,
Тебя просто с собою возьмут.
Повезёт – сам поймёшь эту братию;
Не судьба – считай: зря жизнь прожил,
Но послушай легенду занятную.
Кто, не знаю, её сочинил.
«Наверху, в подмастерьях у Господа,
Видно, кто-то лукавый служил:
В плошку с кровью, суждённой охотнику,
Каплю крови собачьей он влил.
А другой, что Судьбину выковывал,
Ещё горше тогда подшутил:
Взял, и сердце бедняги-охотника
Он с оружием вмиг обручил.
И пошло: забурлила сокровица,
Загорелась Охотой душа,
Стали сразу ничтожны сокровища,
Только кроме собак и ружья.
Разделила Судьбина охотников,
За своим зверем каждый ушёл:
Тот рыдает за зайцами с гончими,
Этот вот рвётся за кабаном.
Тот сибирской тропою застуженной
С лайкой соболя ищет в тайге.
А кому-то досталась кровь пуделя –
Он, конечно, в шелках и тепле.
Не чураются "кровосмешения",
Только пуделя кровь их страшит.
Потому и в бураны с метелями
Каждый в поле с зарёю спешит…»
Так не бойся судьбы ты охотничьей,
Полной грудью свободу вдыхай.
Эта страсть у тебя первородная
И иной ты уже не желай!
Свежие комментарии