Сергей Черняев
Конец декабря. Утренние сумерки. Оттепель. Идем вверх по Усте, под ногами чавкает студенистая полупрозрачная каша. Перед нами с Серегой - снежная нетронутая целина, тающая где-то вдалеке в падающих хлопьях влажного снега, позади - черная стежка наших следов. Пытаемся идти след в след.
- Давай веревку нацепим.
- Давай, - соглашается Серега.
Он вытаскивает из рыболовного ящика страховочную веревку, и мы секунду смотрим друг на друга.
- Давай ты, - говорит он. - Ты еще не проваливался.
- Давай я.
Все верно. Сереге уже "повезло". Прошедшей зимой он ездил на рыбалку один и, когда обходил один из местных островов, провалился по грудь, можно сказать, на стремнине. Вокруг, естественно, ни души. Ноги до дна не доставали, подволакивало под лед. Успел опереться руками на лед, но тот ломался, вылезти не давал. Ну, ничего, выкинул перед собой бур, стал проламывать дорогу к берегу. Как более-менее продвигался, перекладывал бур и ломал лед дальше. Наконец ноги встали, вылез. Пришлось идти домой. Хорошо, хоть перед этим половить успел.
И вот он снова на рыбалке, конечно.
Обвязываюсь веревкой, иду вперед - бороздить просторы. Попадается рыбацкая тропа, встаю на нее. По берегам виднеются закраины.
- Странно - говорю, - лед толстый, а закраины.
- Наверно, подломился, когда вода ушла, и сразу - оттепель.
- Наверно.
Долго идем молча. Идти далеко - под верхний перекат. Расширяем зону облова. Рыбных мест у деревни, сколько смогли, нашли, надо двигаться дальше.
Иду, пытаюсь угадать, какая будет рыбалка. В оттепель здесь обычно берет хорошо. Припоминаю какую-то "теплую" рыбалку, когда окуни клевали так, что у Сереги на "балалайке" металлический кивок пару раз сгибался под прямым углом к шестику. Воспоминание греет душу. Погода очень похожая, только снег такой тогда с неба не сыпал. В тот раз наловиться не успели, полдня только ловили, надо было уезжать. А теперь-то половим! - кажется мне.
- Серега! - говорю. - Погода-то в самый вроде раз?
- Ну... Да.
- Не знаю, конечно, как сложится, но по-моему сегодня душу отведем.
- Отведем, конечно. Мы ее и без погоды отведем.
Вот он - низ переката, уже виден. Ноги сами прибавляют шаг. Хочется уже как-то побыстрее забуриться.
Через десять минут уже обуриваем лежащее в воде дерево. Серега просверлил три лунки ниже по течению, я - пару повыше. Ловим, как обычно, на "паровозы", у каждого с вечера собрано по паре вариантов. У меня - "тяжелый", для небольшого течения, и легкий - для стоячей воды. Пробую сначала "тяжелый". Ищу дно. Вроде есть. А через 10 секунд кивок снова сгибается. Спускаешь лишний метр, два, три... Течение. Причем очень неудобное. Где там болтается мормышка над дном, непонятно. Вторая лунка такая же. Придется буриться ближе к берегу.
Делаю третью лунку, а сам смотрю за Серегой. У него все солидно. Удочка стоит на лунке, кивок насторожен, Серега закуривает и спокойно смотрит на кивок. Никуда от него рыба не денется, приплывет и еще проситься будет - такое ощущение.
Третья лунка еще хуже, чем первые. Течения нет, но вода мутная, песок. Хотя вроде бы глубина для прибрежного окуня достаточная. Но все-таки ощущение "мертвой" лунки. Пролавливаю ее на всякий случай - действительно, мертво.
Оставляю удочку, высматриваю место под легкую снасть. Чуть ниже нас по правому берегу заливчик. Сюда открываются, одна через другую, две старицы. От одной из них, правда, уже мало что осталось - Уста "съела" ее почти целиком. Заливчик мы оставили как бы "на потом", уж очень тут вроде бы лакомое место: выход со старицы, русло рядом, течения нет. Смотрю и вижу: а других-то хороших мест здесь и нет!
Нападает вдруг какая-то тоска - от трех неправильных лунок, от высокой, на самом деле, воды (нужна пониже), и что-то уже не кажется, что "душу-то отведем". И погода вроде бы уже и не мягкая и приятная, а пасмурная, промозглая и неустойчивая. И рыбе она, наверно, тоже не нравится.
Опять смотрю на Серегу. Вот он склоняется, слегка подбивает кивок, тот пару раз кивает и снова замирает. Вот человек на рыбалке: ловит - и все ему нипочем.
- Серега, - говорю, - клюет?
Оказывается, нет. Смотрю, а на берегу, прямо рядом с Серегой, лежит отгрызенный бобром комель тальника. Смотрю выше - из обрыва торчит ее пенек.
- Серега, - вон бобр палку отгрыз.
Серега, не слезая с ящика, осматривает обе части ветки и серьезным тоном провозглашает концепцию:
- Бобров в природе не существует, а на Усте особенно.
- А куда они подевались?
- Вымерли. Истреблены древними людьми.
- А палку кто отгрыз?
- Никто не отгрызал. Это рыбак стоял и перочинным ножиком обтачивал. Пока не обломилась.
- А зачем?
- Для различных нужд.
- А бросил зачем?
- Потому что использовал.
- Для различных нужд.
- Ага.
Концепция - вещь серьезная. Не поспоришь. Иду бурить лунку в заливчике. Вот здесь - все как надо. Глубина два метра, вода чистая, течение - еле-еле, есть вроде свал. Обстукиваю легким "паровозиком" дно, кладу на него мормышки по очереди, по очереди отрываю, даю повисеть. Увожу от дна, играю на опускание... Ну нет рыбы! В таком-то месте!
Серега тоже перебирается в заливчик, бурит чуть ближе к руслу, лунка получается поглубже, так что свал действительно есть. Тоже немного играет, потом также ставит "на стоячку". И здесь что ли рыбы нет? Бурим третью, четвертую лунки - все без толку.
Прошу у Сереги груз потяжелее, иду ставить "полудонку". Как-то раз нас выручила. Тоже целый день проканителились, а потом Серега поставил что-то вроде зимнего варианта полудонки - почти на самом русле, - и выловил ерша.
Ну, хоть ерша бы - для затравки.
Бурюсь почти посередине реки, ставлю свою полудонку, и тоже - тишина. Сверлю ближе к левому берегу лунку, возвращаюсь за "тяжелой" удочкой - пробую здесь, на песчаной косе. Такие места вообще-то любит сорожка - там, где есть кусты, трава. Но и сорожка молчит. Оставляю полудонку, иду к Сереге.
- Клюет?
И снова - нет. Методично облавливаю лунки в заливчике - с тем же результатом. Ставлю "балалайки", и мы обсуждаем с Серегой, что делать дальше. Хоть и утро пока, но время в декабре бежит быстро, не успеешь оглянуться, - в четыре часа кивка уже почти не видно. А то и раньше. Место надо менять - это ясно. Вот кто бы еще погоду поменял заранее под наши выходные. Или рыбе что-нибудь про эти выходные объяснил. Совесть-то у нее есть, по крайней мере, иногда встречается, ей только знаний не хватает.
Решаем перекусить, а потом - вниз по течению, под кусты, где в прошлый раз брала неплохая сорожка. Если что - там дальше заклеванное окуневое место.
Беру бутерброд и от нечего делать выбираюсь на берег - посмотреть на старицы. Ловить в них смысла нет, рыба тут не держится. По весне нерестится окунь, как-то летом мы ловили его малька на живца, но осенью с подъемом воды он обычно уходит в реку.
Первое, что бросается в глаза, - несколько сотен бобровых погрызов. Весь тальник на первой старице изъеден. Нет, значит, бобров...
- Серега, иди-ка посмотри...
Серега тоже залезает на берег и рассматривает его, так сказать, в рамках концепции. Толстые палки на краю обрыва - это явно рыбаки ножичками тесали.
- А вот это? - показываю на полуметровую ветку, методично погрызенную параллельными полосками от начала до конца.
- А это - для красоты. Рыбак, он красоту чувствует. И вот - самовыражается.
- А вон в тех кустах, - делаю широкий жест рукой, потому что кустов много и на всех погрызы, - что?
Серега наконец не выдерживает, смеется.
- Рыбаки, рыбаки, - говорит он. - Больше некому.
- Им что, делать на рыбалке было нечего?
- Конечно. Нарвались на бесклевье. Вылезли на берег - ну вот чего людям делать? Стали кусты резать. Бесклевье - это дело такое...
- Ну, а вот это что?
Слева на краю старицы тальник был согнут и уложен длинной двадцатиметровой грядой. Вообще-то так бобры делают запасы на зиму.
- Засидка.
- Засидка? А не залежка? Заседать-то тут негде.
- Почему негде? Рядом можно.
Снимаю на фотоаппарат, как на кинокамеру, "проездку" по бобровым запасам со словами: "Николай Дроздов... Василий Песков... и Серега..." В этот момент Серега смеется и машет в объектив рукой. Я тоже смеюсь, руки от смеха трясутся, и съемка заканчивается. А ведь я еще хотел его фамилию назвать и сказать: "В фильме - "Нет бобров".
На новом месте дело тоже пошло неудачно. Пока Серега бурился, я умудрился провалиться. Лед был толстый, но из-за оттепели местами слабый. Я подошел близко к кустам, чтобы проверить, насколько близко к ним можно подобраться. Кусок льда размером полтора метра на метр вместе со мной медленно пошел под воду. Паники не было, я сразу почувствовал, что резко в воду не ухнусь и успел поставить правую ногу на цельный лед. При толчке левая нога ушла в воду повыше колена, я выбросился вперед и выволок ее из воды.
Ну, вот и я провалился. И веревка не понадобилась - вон она, валяется на льду. Обидно, что к кустам подобраться нельзя. И где же теперь буриться? Серега засел в заливчике, укрытым от течения небольшим мысом. Но там места не так много.
Нет, надо что-то радикально менять в рыбалке. Адреналин от неудавшегося утонутия бьет в голову и зовет на подвиги. Пойду искать личинок в траве! Какого-нибудь репейника! На противоположном отлогом берегу виднеются темные остья лебеды, полыни.
Перехожу на другую сторону, бурю на песчаной косе под мысиком пару пробных лунок. Для начала пробую на мотыля, ловлю на легкую "балалайку". Одна проводка, другая. Что-то вроде есть на опускании. Поклевка, не поклевка - так, кивок подтормаживает немного, игра гаснет. Подсекаю - пусто. Еще проводочка... И снова не пойми что. Очень похоже на вялую сорожку. На совсем вялую. Даже на "никакую". Однако через десяток проводок и эта "никакая" сорожка от мормышек отвернулась.
Ну вот, теперь есть место подвигу. Лезу на заснеженный косогор, на самую его верхушку, как сказали бы в наших краях, на гриву. Не успеваю осмотреться, а меня уже нагоняет Серега.
- Серега, вы вроде тут как-то на репейника с друзьями ловили, где его искать-то?
- В репьях...
- А репьев нет.
- Еще в толстой траве есть.
Серега ломает какую-то травину вроде пижмы и медленно расковыривает стебель ножом. В сердцевине стебля, в губке, обнаруживаются тоненькие ходы какой-то личинки. Серега долго следует вдоль этого хода, пока наконец в его конце не обнаруживается малюсенькая, с четверть мотыля, желтенькая личинка. Я смотрю на нее, и у меня аж желудок к позвоночнику примерзает:
- Как же она выживает-то тут? Здесь же морозы под сорок как от нечего делать?
- Как выживает... - ворчит Серега. - Знай забирай да насаживай, а то: "Как выживает..."
Забираю, подсовываю к мотылю, иду к следующей толстой травине, а сам думаю: "Елки-палки, стебель тоньше мизинца, животная не теплокровная, без шерсти совсем, а как-то умудряется в наши морозы выжить!"
В общем, наковыряли трех таких живучих, пошли пробовать.
Один живучий потом так и не нашелся. Второй разорвался на крючке. Третий еле-еле за него зацепился. Опускаю в "пробную" лунку, Серега стоит рядом, смотрит. Повторяю удачную проводку на опускание, кивок один раз кивает - и все, нет личинки.
Серега смотрел и все видел.
- Ну, хоть поклевка... - сказал он.
- Наковырять бы этих червячков, как мотыля... - а это уже я сказал, - да только потом летом без каких-нибудь кузнечиков останемся... Ну его... Пойду к тебе ловить.
И чего этой рыбе нужно? Обурили с Серегой уже все доступные кусты и заливчики - пусто. Вот последний перед окуневым местом. Сидим над лунками, уже и не надо ничего. Уже и без рыбы хорошо.
Из-за поворота, с самого окуневого места, появляется маленький плотный дядька в ватнике цвета хаки, с ящиком и буром. Прямо на повороте, на течении, бурится, садится на ящик и чего-то там пытается ловить. Следом за ним идет дядька высокий, крепкий, худой и, сразу видно, веселый. На нем такой же ватник и, как полагается русскому человеку, шапка-ушанка.
- Чего ты на струе сел? - орет он на всю реку. - Вон видишь, где люди ловят? Под берегом! Сорогу!
- Без тебя знаю, - бурчит маленький.
Высокий садится рядом с ним на ящик и смеется. И, продолжая смеяться, спрашивает:
- Ну что, мужики, рыба есть?
- Нет.
Наш ответ вызывает у него новый приступ смеха, и так же, сквозь смех, он делится своими успехами:
- Не берет ни х...!
Он продолжает смеяться, а потом спрашивает:
- Хоть клевало?
Показываю ему на место, где скормил сорожке несчастную личинку:
- Вон там брало маленько... Вроде сорожка...
- А мы блесним... Вон там, - показывает он на окуневое место, - один окунь сел - и все. Весь день тут трепыхаемся. Мужики! - вдруг встрепенулся он. - А может, за знакомство?!
- Не, не, не, - заотнекивались мы с Серегой, - мы на рыбалке не пьем...
- Да какая сегодня рыбалка... Мужики! Я наливаю!
- Да нет, спасибо...
- Ну, без обид...
- Да какие обиды...
- Ну все, без обид... Давайте...
Он встает, берет ящик и идет на мое "личиночное" место. Бурится поближе к течению и начинает блеснить. Мы с Серегой смотрим на него. У нас в блеснении пока опыт отрицательный, учимся. Вроде все просто: подброс, пауза секунд 5-10, подброс. Вроде и мы делаем то же самое, а результата нет...
- Пойдем что ли поближе к дому, в омут, а то скоро темнеть начнет, - говорю я.
- Да... Надо... - соглашается Серега.
Мы собираемся и идем к омуту. Однако темнеет так быстро, что остается только вернуться домой.
* * *
Вечером лежу на русской печи, просматриваю снимки и видео на фотоаппарате. Серега укладывается внизу на диванчике, приваливается к печному боку. Гляжу на старицы, на погрызы, смотрю недоснятый фильм "Нет бобров". И приходит в голову такой вопрос:
- Серега, а если ты вдруг на реке увидишь бобра, ты что скажешь?
- Да как же я его увижу, если их нет?
- Ну а если вот раз - и плывет бобер?
- Это обман зрения. Или кошка.
- Плывет?
- Если она в воде, ей что - утонуть что ли? Конечно, плывет.
- В общем, нихьт бобров.
- Нихьт-нихьт... Бобр капут, абсолютно...
Вот только что я разговаривал с Серегой, а теперь заснул. Фотоаппарат куда-то завалился... Чувствую, что сплю и улыбаюсь... А потом ничего не чувствую и, наверное, громко храплю...
Свежие комментарии