Спустившись на «Казанке» с мотором вниз по течению Нижней Тунгуски чуть более семидесяти километров, мы свернули в устье реки Большая Ерема. По этой малоизвестной сибирской реке протяженностью около пятисот километров нужно было подняться почти до истока, затерянного где-то в болотах восточной Эвенкии.
Именно в этих труднодоступных и безлюдных местах нам предстояло провести промысловый охотничий сезон. О том, каким долгим, трудным и опасным был наш путь вверх по Ереме, я и сейчас вспоминаю с содроганием сердца. Все было: холодные осенние дожди, ночные заморозки, утренние промозглые туманы, многоступенчатые пороги, заваленные огромными камнями, многокилометровые обмелевшие плесы, по которым приходилось тащить за собой на веревке лодку, разгружая ее полностью перед очередным сливом, перетаскивать груз выше по течению и вновь загружаться.
К концу дня, обессилевшие, мокрые до нижнего белья, под дробный стук собственных зубов мы вваливались в чье-то очередное зимовье, стоящее на берегу реки, и были счастливы, что можем обсушиться, отогреться и хоть как-то выспаться в относительном тепле и уюте. Почему счастливы? Потому что не всегда к исходу дня успевали добраться до заветной избушки, и тогда приходилось ночевать под открытым небом где-нибудь под серой, поросшей мхом скалой или прямо на берегу реки, что не способствовало ни нормальному отдыху, ни качественной просушке одежды и обуви. Самыми удачными считались дни, когда мы подходили к очередному зимовью еще засветло и оставшееся до наступления темноты время могли употребить для обустройства хорошей ночевки, приготовления калорийной пищи и просто для дополнительного отдыха.
Я не сразу заметил, что к любому зимовью мой товарищ, опытный местный охотник, всегда подходит с карабином наготове. Когда я обратил на это внимание и поинтересовался, для чего это нужно, оказалось, что всему причиной местные медведи, любящие проводить время возле охотничьих избушек. И действительно, посетив на пути около тридцати зимовий, я не встретил ни одного, который бы не разорил шарапинка — так местные называют медведя.
Одно из самых важных правил подготовки зимовья к ночлегу — проверка печной разделки на чердаке и места прохода трубы через крышу. Дело в том, что в течение лета и осени в разделку набивается много разного мусора: сухие листья, хвоя, мелкие палочки. Перед тем как затапливать печь, весь этот мусор необходимо убрать, чтобы он не воспламенился от раскаленной трубы и не стал причиной пожара. Именно незнание или несоблюдение этого правила туристами-водниками, сплавляющимися летом по сибирским рекам, и приводит к пожарам, в результате чего не только исчезают зимовья, но и полыхает вся окрестная тайга.
Закон таежного зимовья, о котором наслышаны многие охотники, на самом деле не так строг, как о нем принято рассказывать. Остановившемуся на ночлег в чужой избушке путнику разрешается пользоваться всем, что в ней есть, и даже можно что-то взять с собой, если это вызвано серьезной необходимостью. О том, чтобы оставлять вещи и продукты взамен, специальных оговорок и правил нет, так как у каждого промысловика и без того все имеется.
 |
| Фото автора |
А вот в охотничьи лабазы постороннему человеку лазить строго воспрещается, более того, хозяин даже имеет право повесить замок на проушину двери, как это ни смешно звучит. Сами понимаете, роль замка в безлюдной тайге не более чем декларативна: ломай, мол, не таясь, все равно никто не услышит. Отсюда и понимание, что замок на зимовье для путника оскорбление. Но замок на лабазе — напоминание гостю о хороших манерах в ответ на гостеприимство.
К базовому зимовью мы добрались на рубеже осени и зимы, что дало нам небольшой временной запас для подготовки к промыслу. По прибытии к постоянному месту дислокации первым делом организовали баньку. Еще в пути мною была подмечена закономерность устройства бань почти на каждом зимовье, которые охотники используют в качестве базовых.
Размеры и архитектурные решения у всех таежных бань различны, а вот принцип устройства схож. Во-первых, это всегда сруб, собранный из лиственницы и поставленный прямо на выровненную площадку с ямой-углублением и канавкой для стока воды. Пол и потолок делаются из распиленных вдоль бревен — плах. Пилится все прямо на месте при помощи обычной бензопилы. В стене проделывается небольшое оконце для естественного освещения. В углу на земляной подсыпке из соображений пожарной безопасности ставится самодельная сварная печка-буржуйка, на которую водружается либо большое корыто, либо бак (у кого что имеется) для согревания воды. Как только вода закипит и баня прогреется до истомной жары, можно приступать к очищению души и тела.
Чаще всего бани ставятся немного в стороне от самого зимовья и непременно поближе к воде. Но бывает и по-другому: и баню, и зимовье ставят под одной крышей с небольшим промежутком, который местные охотники именуют верандой.
 |
| Фото Валерия Павлова |
Естественно, из-за большого количества лиственницы все срубы и для бань и для зимовий делаются именно из нее, хотя местные охотники говорят, что лучший сруб получается из сосны: она и теплее, и проще в обработке, и имеет особый приятный аромат. Те, у кого сосны на участке много, делают два-три нижних венца из долговечной лиственницы, а верх из сосны.
Так как участки у местных охотников очень большие, то каждый промысловик имеет несколько избушек, которые именуются проходными и соединяются друг с другом путиками — охотничьими тропами, вдоль которых установлены капканы. У одного моего знакомого промысловика такой круг занимает 24 дня. Участок у него расположен в труднопроходимой гористой местности, где нет условий для использования какой-либо техники, и все путики приходится обрабатывать пешком.
Те охотники, у кого ландшафт угодий позволяет обслуживать путики с мототехники, предпочитают работать с одного зимовья. Это заметно облегчает быт таежника и позволяет ему каждую ночь находиться в обжитом и прогретом зимовье, правда, как ни крути, снижает общую площадь облавливаемого участка.
Моим таежным пристанищем на два месяца стало старое, уже несколько лет не используемое хозяином зимовье. По расположению относительно течения реки оно именовалось Средним. Поселился я в этой избушке в конце октября и сразу же приступил к прокладке новых путиков и поиску старых, уже оставленных хозяином, но оснащенных, по его словам, капканами. Старых было два, и оба соединяли меня с базовым зимовьем, куда я приходил раз в неделю, чтобы истопить баньку, постирать белье и запастись хлебом, который прекрасно пек мой напарник в специально оборудованной печке. Еще два путика я пробил сам, разнес по ним и насторожил несколько десятков капканов.
Обжитое мной зимовье стояло на краю соснового островка, прижавшегося к огромной заболоченной кочковатой мари, разделенной руслом таежной реки со странным названием Еремакан. Еще при подходе к избушке мы увидели, что дверь открыта настежь, а значит, жилище было разорено медведем. На наведение порядка и обустройство быта ушло несколько дней.
За два месяца я так привык к своему таежному жилищу, что в конце декабря, когда пришла пора навсегда покидать его, у меня защемило сердце. И если бы не еще большее чувство тоски по родному дому и близким, я, наверное, так и не смог бы уйти из своей таежной берлоги, не только согревшей меня теплом своей печки, но и подарившей массу впечатлений, которые и по сей день бередят мое воображение и зовут в те далекие и труднодоступные места.
Вадим Фролов .
Свежие комментарии