На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Охота и рыбалка

25 419 подписчиков

Свежие комментарии

  • Виктор Симанович
    это не из разряда доступной для обычного рыболоваРейтинг самых вку...
  • Яков
    О самой охоте ничего своего, только слова переставляете местами, делая текст ещё хуже. А "Королевский выстрел", чтоб ...Вальдшнеп на мушк...
  • Астон Мартин
    интересноВинтовка Bergara ...

Заветное место

К рыбалке пристрастил меня родной папаня — заядлый удильщик, которых в народе называют чудаками, помешавшимися на пескарях и поплавках. Насчет чудачества ничего не скажу, а то, что батя мог часами любоваться неподвижным поплавком на зеркальной водной поверхности, — это подтверждаю — мог! Хлебом не корми, а дай посидеть на берегу какого-нибудь хоть крохотного, сплошь заросшего кувшинками озерка или старой курьи, а то и на брошенном, столетней давности карьере, где благодаря утиным выводкам расплодились карасишки и прочая мелюзга.

Черное озеро

Бывало, на почве отцовского пристрастия случались дома и кратковременные размолвки. Мамка ругалась:

— Володя, ну сколько можно? Рыбалка, рыбалка, рыбалка… Хоть бы ловил… А то так… Кошке на обед… Поливать же надо. Да и картошку окучивать пора.

А через час, закончив поливку грядок, они мирились. Мамка, вздохнув, сдавалась:

— Ладно, иди. Только ненадолго.

Едва я научился насаживать червяка на крючок и набрался силенок держать удилище в руках, отец начал брать меня с собой на реку Томь, вдоль которой широко раскинулся наш поселок Абагур-Лесной, на ее приток, реку Кондому, и близлежащие озера Малиновое, Тогул и Черное, где мы таскали ельчиков, пескарей, окушков, карасишек и другую мелочевку. Но особенно любил отец рыбачить на Черном озере, хорошо там брала на хлеб сорожка. У него даже были прикормленные места на этом чудном водоеме.

Да, озеро было действительно красивым. Довольно глубокое, из-за чего вода казалась черной, и одновременно не очень широкое, оно полумесяцем вытянулось почти на полкилометра среди пастбищных луговин, принадлежавших Еланскому совхозу. Пастбища эти и луговинами-то назвать грех: так себе — поляны среди заболоченных низин, сплошь заросших густым корявым тальником, осинником и молодым березняком. Берега озера, как и заболоченные низины вокруг, густо заросли ивняком, ольховником и только в ряде мест имели небольшие прогалины подхода к воде. Дальним, открытым и менее заболоченным концом Черное озеро почти вплотную примыкало к обрывистому берегу Кондомы — притока Томи, противоположный, более низкий и узкий, зарос камышом, рогозом и прочей непролазной болотной растительностью. Прибрежная гладь воды у кромки ивняка, где глубина была небольшой, заросла кувшинками и лаково-зелеными листьями белоснежных лилий. Эти листья, чем-то напоминавшие в детских рисунках человеческое сердце, были постоянной головной болью местных удильщиков: прозевал поклевку — и сорожка утянет поводок с крючком в гущу зарослей лилий, и прощай вся снасть, доставай, если есть, из рюкзака запасную. Было еще одно неудобство: к урезу воды из-за заболоченности и притопленных кустов не подступиться. Приходилось рубить валежник и мастерить подходы.

На рыбалке с отцом

Как сейчас помню, впервые на Черное озеро взял меня батя, едва мне исполнилось шесть лет. Мать тогда крик подняла:

— Ты что, отец, уже совсем? Утопишь пацаненка! И не заметишь, как бултыхнется с берега…

— Не бултыхнется, я же рядом, — спокойно и ласково возражал отец и этим обескураживал мамку, — и не обижай парня. Какой он пацаненок? Он уже взрослый парень. Смотри, какой крепыш!..

Мать, мельком глянув на мое напряженное в ожидании лицо и глаза, наполненные мольбой вместе с предательской влагой, отворачивалась. На ее губах начинала подрагивать улыбка.

— И все равно, хоть и взрослый, а может сплоховать. Смотри там за ним… — и уже провожая к калитке, шутливо бросала: — Утопнете — домой не заявляйтесь…

И вот мы у заветной цели. Спустившись с железнодорожной насыпи, что пролегает вблизи заболоченного и узкого окончания озера, мы по тропке, петляющей среди кустов, перебираемся на более заросшую сторону, некоторое время шагаем между непричесанных кочек, заросших осокой. Под ногами чавкает болотная жижа. И только теперь я догадываюсь, почему отец настоял, чтобы я надел резиновые сапожки. В иных местах вода чуть ли не заливает голенища, и тогда отец подставляет спину, присев на корточки. Я обхватываю его за шею, и он переносит меня через топкое место.

Наконец останавливаемся у одной из прогалин, ширина которой не превышает пяти метров.

— Вот здесь мы с тобой и порыбачим, сынок. Прошлый раз в этом месте сорожняк здорово клевал, — тихим-тихим голосом, чуть ли не зашептал отец и, наклонившись ко мне, заговорщицки подмигнул: — Накануне, уходя домой, я здесь специальный настил из веток сделал, ты на него и встанешь, с него и забрасывать удобнее будет. Только с настила не сходи, не топчись здорово — в воду оступишься, а там в водорослях пиявки, могут за голенища сапожек забраться и в ногу вопьются… Брр… Потом больно отрывать, да и крови много высосут…

Я округлившимися глазами испуганно уставился на отца.

— Ты чего так испугался, сынок? Пиявки опасны, когда в воду забредешь босыми ногами и если они в обувь заберутся, а так они безобидны…

Я облегченно вздохнул и принялся помогать отцу разматывать удочки.

— Хлебные шарики на сорожку надо скатывать маленькие, с овсяное зернышко, — это тебе не язь, — поучал меня батя, разминая между пальцев хлебный мякиш, — тому галушку подавай. Вот смотри, какие надо, и насаживай на самый кончик крючка, — отец, наладив снасть, помог забросить ее за кромку кувшинковых зарослей и передал мне удилище. — Держи и резко не дергай, дай чуть-чуть поклевать. Надеюсь, все азы нашей прошлой рыбалки на Томи и Малиновом ты усвоил хорошо? Ну, ни пуха ни пера!

Я положил удилище на воткнутые в дно рогулины и застыл в напряженной позе, уставившись на поплавок — гусиное перо, на треть торчащее из воды. Отец тем временем, закинув свою снасть, устроился в двух метрах от меня.

Тишина. Солнце клонилось к закату. Дневная жара спадала. Стрижи бесшумно и стремительно носились над озерной гладью и иногда из озорства чиркали по воде своими грудками, отчего по поверхности разбегались легкие круги. На мелководье вдоль зарослей кувшинок и лилий туда-сюда сновали по водному стеклу клопы-водомерки и, изредка натыкаясь своими складными лапками-ходульками на гусиное перо поплавка, слегка покачивали его. Эти колебания поплавка вызывали учащенное биение моего сердца и дрожь в напряженных коленках. Искоса поглядываю на отцовский поплавок: как у него, не клюет ли? Но и там тишина. Только отвернулся — он подсекает, и серебристая рыбешка, трепеща в воздухе, вскоре оказывается в батиной ладони.

— Есть одна! — радостно констатирует отец. — Сейчас мы тебя в котелок с водичкой, а потом ты послужишь живцом для нашей жерлицы. Авось повезет — щучка хапнет…

Отец вырубил грубое удилище в соседних тальниковых кустах, довольно толстое, тяжелое и корявое. Прикрепил к нему жерлицу с насаженной сорожкой на тройнике, аккуратно закинул под нависшие над водой ивовые ветви вблизи моего поплавка и приткнул корявое удилище рядом с настилом. И мы вновь уставились на свои поплавки, но сорожка клевать почему-то не спешила. Мой поплавок только дважды подпрыгнул на воде и затих, как приклеенный. Батя, поворчав что-то себе под нос и повздыхав, передвинулся за соседний ивовый куст, на узенькую прогалину рядом.

Первый мой улов

Солнце своим раскаленным краешком коснулось горизонта. На середине озера появилась полоска легкой ряби, хотя не чувствовалось ни малейшего порыва ветерка.

И тут, к своему неописуемому изумлению, я вижу, как резко качнулся конец корявого удилища с жерлицей и капроновая нить, разматываясь, быстро побежала от нее в глубину.

— Па-ап-а-а… — просипел я свистящим шепотом, но он не услышал.

Я кинулся к жерлице, ухватился за тяжелое удилище, даже не заметив, как зачерпнул воду голенищами сапожек. Потянул палку на себя. Но не тут-то было. Натянувшаяся капроновая нить сопротивлялась, рыбина на ее конце упрямо тянула в глубину. Тогда я, резко развернувшись и положив корявое удилище на плечо, засеменил в сторону от воды, как бурлак на Волге (такую картинку я как-то видел в одной из книжек).

Отбежав от берега приличное расстояние, я оглянулся и увидел, как недалеко от кромки воды бьется, подпрыгивая, выгибаясь и хлеща хвостом, между кочек здоровенная щука. Подоспел отец, ловко подхватил рыбину, откинул ее подальше от кромки воды и прижал меня к груди.

— Ну, сынок, ты молодец! Такую щуку поймал! Килограмма на два потянет. Вот мамка обрадуется!.. Поздравляю тебя с первым хорошим уловом, с первой щукой!..

Сколько лет прошло, а я до сих пор помню, как с тяжелым удилищем на плече бежал, петляя между кочек, прочь от озера, выволакивая зубастую разбойницу на берег. Вспоминаю и вновь ощущаю учащенное биение сердца и поднимающуюся откуда-то изнутри теплоту радости от богатого улова.

Не так давно я посетил Черное озеро и не узнал его. Испоганили прекрасный водоем. Строили новую железнодорожную ветку и не придумали ничего лучшего, как отсыпать ее полотно посередине озера, по живому располосовали водную гладь огромной насыпью. Не растут и не цветут сегодня на оставшихся обрезках озера желтые кувшинки и белоснежные лилии, на воде расползлись масляные пятна, плавает всякий мусор. Смотрел я на остатки озера, и сердце кровью обливалось: так безжалостно загубили природную красоту, не захотели отклониться на пятнадцать метров в сторону. Скоро дорубим сук, на котором сидим!

Владимир Неунывахин, г. Новокузнецк

 

Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх