За полтора месяца до открытия охотничьего сезона в Крымске случился апокалипсис местного масштаба. Крымчане, что называется, хлебнули горя. Мало того что пережили потоп, так еще и серия подземных толчков в декабре подогрела страсти. Людей охватила тревога, а на подходе еще и напророченный конец света…
Чему быть, того не миновать! Лишь наутро после «судного» дня у городских и сельских жителей, натерпевшихся страстей, отлегло от сердца, пришла душевная успокоенность. В субботу после полудня с неба посыпались порхающие снежинки. К вечеру снег усилился. Около полуночи было минус три.
Я возгорел желанием походить заячьим маликом по первой печатной пороше. Такая охота на Кубани – большая редкость. Глубокой ночью снег перестал. Для охоты на зайца – идеальные условия. Нельзя упустить шанс. Погода капризная, ожидается потепление.
Зимой светает поздно. На востоке чуть брезжит. Мы с дратхааром Раем едем на автобусе. Нужно спешить, чтобы успеть в разные места. Желательно набрести на заячий малик раньше других. В этом залог успеха. Мне неймется потропить русака. Любо задержаться в недоумении у того места, где заяц спетлял и, сделав скидку, задал тебе головоломку.
Находясь в ежесекундной готовности к выстрелу, ты можешь помериться с ним сметливостью. Обходим заснеженные старые пашни и поля с понурыми всходами озимой пшеницы. Солнце взошло. Безветрие. Как ни странно, но не ни единого отпечатка заячьих лап на нетронутом снегу. Вот тебе и на! Вот тебе и пороша! Неужто всех перебили?
Раздались близкие выстрелы. Залились гончие. Опять пальба. Такое ощущение, будто бахают в самом селе, по-над речкой. Они что, сбрендили? Местные охотники смекнули это дело вперед меня. Живым манером направляемся к огородам. Прочесываем укрытый снежком, изреженный люцерник-семенник, что граничит с земельными наделами. Ого-го как здесь зайчик наследил! Да и катышки русачьего помета на каждом шагу.
Нога за ногу иду невспаханными сотками, все больше бурьянами. Наше появление переполошило разбредшихся окрест кур. Энергичный Рай, не удержавшись, шуганул из малинника хвостатого рыжего котяру, которого в одно мгновение загнал на макушку оголенной слабоветвистой черешни.
По левую руку десяток бедных хатенок стоят рядком на самой окраине села. В каждой третьей уже давно никто не живет. У соседней запущенной хибарки рвется на короткой цепи бобик, который до старости останется щенком. Из трубы тянется дымок. И там и сям шахматная путаница следов. Вот сколько заячьего помета! Жировал косой.
Когда движение на улицах затихает и ночная мгла окутывает село, охваченные трепетом «косари», коим в привычку в самый жуткий час косить волшебную трын-траву, тусуются при луне на прилегающих приусадебных участках, заодно поедая остатки огородных растений и сочную зелень пырея. Незадолго до рассвета зайцы предпочитают здесь же, на задворках, где их, вероятнее всего, никто не потревожит, удобно улечься в бурьянах и под тявканье лохматых шавок, под гогот и кудахтанье домашней птицы провести световой день.
Верчу головой. Посматриваю по сторонам. В охоте на зайца я не новичок. У меня собачий нюх. Вот почему я готов биться об заклад, что чуткий заяц наверняка лежит в нескольких шагах и уже навострил лыжи, готовый в любой момент пулей вылететь в прогалинку в пожухлой амброзии. В заросших сорняками огородах заяц находится в своей стихии.
Часто оставлял меня куцехвостый с носом. Стреляя наугад, я попадал в него раз в год по обещанию. Мудрено взять на мушку косого: не успеешь вскинуть ружье, как прыткий зверек, производя шорох, растворится в гущине. Сникнешь, бывало, от неудачи, читая в собачьих глазах: «Как же это ты так оплошал?» А вместе с тем душа радуется за зайчишку: ну и косой! Перехитрил, молодчина! Нашего брата охотника провести – дело плевое для него.
И, как бы устыжаясь своей неодолимой страсти, своего стремления во что бы то ни стало добыть быстроногого зверька, находишь себе утешение в том, что, быть может, хоть что-то к концу сезона останется на развод. Откровенно говоря, я никогда не хотел возвращаться с охоты ни с чем, но в глубине души, разделяя точку зрения моей половины, пришел-таки к выводу, что лучше живой зайчик в поле, чем зайчатина в пельмешках. Божусь, это не рисовка. Это так называемые возрастные изменения. Молодежь с годами меня поймет.
Рыщу глазами. Рай грациозно – хоп! – перепрыгнул через трухлявую, обвитую жухлой огуречной лианой с висячим на ней желтяком жердь. Едва пес взял барьер, как в его широкие ноздри ударил сладостный запах. Легаш «дегустационно» потянул носом воздух. Его рельефные мускулы предельно напряглись. Близко в бурьяне, наискось от шеста из длинного тонкого ствола дерева, дратхаар распознал чутьем зайца.
Мой незаменимый помощник картинно стоит именно над зайцем, это я изучил и в этом уверен на все сто процентов. Такие мгновения посылаются нам свыше, чтобы постичь суть охоты. Смотрю в оба. Сердце замирает. Хочется, чтобы заяц выскочил на чистое место. Лотерея!
Сразу раздался ожидаемый, ясный, трескучий звук, вроде того, как кто-то там, в сухой буйной сурепке, у самой земли, выпустил шутиху. В мгновение ока косой сиганул в гущу бузины и промелькнул перед глазами на лоскутке капустника.
Одновременно хлопнули два поспешных выстрела. К пущему огорчению после моего дуплета заяц перекувырнулся на бегу и был таков. Опять мажу! Расстраиваюсь из-за неудачи, однако не рвать же на себе волосы. Нахожу теплую заячью лежку. А, вот где ты лежал! Рай по горячему следу с голосом устремляется за подранком и через минуту с русаком в зубах предстает передо мной во всей красе. Явился – не запылился!
Я доволен. По заказу дочери и зятя мы добыли зайца к Новому году. Поднимаю голову. Светлый миг. Рай обнюхивает и вылизывает испустившего мочу зверька. Оглаживаю кобеля, хвалю жесткошерстного за мастерство, укладываю трофей в вещмешок.
– Эй! – слышу я сердитый окрик. – Кажется, вас сюда не звали.
Вздрагиваю от неожиданности. Чувствую на себе чей-то взгляд. Оглядываюсь. Солидного возраста хозяин подворья, без верхней одежды, неподвижно стоит возле уборной, смолит сигарету, смотрит на нас (явно с утра уже успел «сообразить»).
– Мы с бабой его, значит, откармливали, приглядывали за ним, – в словах мужика просвечивает недоброжелательство, – а вы приперлись и на халяву убили. Так не пойдет. С того, кто убил моего зайца, причитается!
Деревенщина, положим, прав. «Не пришлось бы мне солоно», – сверкает мысль. Продвигаемся к огороднику-зайцеводу, останавливаемся.
– Это не проблема, – виновато улыбаюсь я, стараясь вызвать к себе доверие. – Магарыч за нами не заржавеет.
– Они у меня тут всю фасоль летом пожрали, – меняет тон сельчанин. – Спасу от них нет. Заглядывайте!
Сидор приятно оттягивает плечи. Теперь можно переломить штучную тульскую «тридцатьчетверку», извлечь из патронников стреляные гильзы, продуть стволы. С Божьей помощью дневная норма добычи нами выполнена, осталось только прогуляться для моциона.
Идем околицей. Ступая по-молодому, преодолеваю крутой подъем. Эге-ге! Дает себя знать застарелая болезнь. Страдаю одышкой. Стучит в висках. Мне перевалило за шестьдесят, и горовосходитель я, конечно, не ах, а ведь в недалеком прошлом я не знал усталости. Где же ты, моя вторая молодость?
Даю себе передышку. Делаю очередное усилие над собой и, оступившись на скользком уступе, шлепаюсь навзничь и потешно скатываюсь на спине с горы. Мягкоупругий сидор как нельзя кстати смягчает удар. Зайцу, который лежит в вещмешке уже не больно. Но обо мне этого не скажешь. Ничего! Главное, ружейная ложа цела. Смех, да и только!
Спустя минуту снова даю себе роздых. Рай в отличие от меня резв, как бес. Взбираемся на самый верх. Уф, жарко! Здесь, на возвышении, есть возможность охватить взором большое пространство. За селом тянутся убеленные снегом поля, балка, холмы. Огород, в котором полчаса назад лежал наш русак, как на ладони. Родные дали! Так бы и полетел! День-то какой чудный! Невыразимая красота.
Что до индейцев майя, то прорицатели они, оказывается, никакие. Позавчерашний конец света уже который раз переносится на другое время, следовательно, наши охотничьи похождения не заканчиваются, а значит, жизнь продолжается.
По материалам: ohotniki.ru
Свежие комментарии