Раннее-раннее утро, почти еще ночь. На кухне горит свет и слышно как бубнит на плите чайник. Кухня у меня за стенкой, так что слышно все хорошо. Тут же, за стенкой, большая печь, и зимой моя кровать – любимое место сна нашего патриарха – кота Кузи. Растянется вдоль теплой стены во весь свой полуметровый рост и лапами меня от себя отталкивает, на дальний край кровати, где посвежее. И спорить с ним бесполезно – почти пуд веса и характер как у невыспавшегося медведя не располагают. Но сейчас по летнему времени кота рядом нет – он на кухне. Его требовательный кошачий бас способен любого разбудить и внушить мысль о немедленной организации питания для своего обладателя.
Я подскочил как ужаленный – скоро электричка!
- Лёха, вставай – зашипел я громко, толкая сладко сопящего брата – за грибами же!
Лёха и не думал просыпаться.
- Ну и спи, без тебя поедем – я метнулся в ванную...
Отец курил в печку, отпивая «купчик» - очень крепкий чай. Почему «купчик», я не знаю, но скулы от него сводило качественно и наверняка. Кузьма с громким мурчанием ткнулся мне в ноги лобастой головой, требуя ласки. Я налил себе чаю и уселся за стол…
- Сын, в холодильнике бутерброды, не забудь взять. Чаю в лесу сварим…
Утренний город молчит. Солнце только-только показалось над крышами домов и висит, путаясь в тополиных ветвях. Где-то на Загаражке брехает чей-то пес, на крышке колодца зевает здоровенный рыжий котище, в колючих зарослях шиповника тенькает синичка. Хорошо… Мы спешим на вокзал, отец курит на ходу, брат зевает – он еще не проснулся. Я же изнываю от нетерпения и почти бегу – мы едем на 305-й километр, загадочный и таинственный! Я там ни разу не был, только слышал от пацанов. Слушал их байки и завидовал этим счастливцам. Ведь там, на 305-м, грибы росли просто везде. Грузди, подберезовики, маслята, моховики и даже белые! Белые у нас почти нигде не росли и считались невероятной диковиной. Нашедший белый гриб счастливец по уровню всеобщего уважения приравнивался к впервые побывавшему на самой настоящей охоте, а это уже совсем всерьез.
Путь на вокзал мы выбрали короткий, через частный сектор, далеко в стороне оставляя стадион. Этой дорогой мы обычно бегали на рыбалку на затопленный карьер у вокзала. По пути обычно набирали червей в куче старой картошки за гаражами и к рассвету уже устраивались на берегу, в камышах. Клевали на этом карьере караси размером с ладонь, иногда чуть побольше, и поход сюда был всегда крайней мерой, если вдруг не получалось поехать на речку.
Перрон, как обычно, пуст – никто никуда не ехал тогда, только дачники да грибники. Солнце уже поднялось, разгоняя остатки тумана, приползшего на вокзал с того самого пруда, но теплее не стало, и я зябко ежился. Наконец вдали показалась электричка, заставив меня обрадовано схватить ведра и нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Наконец состав остановился, дверь оказалась прямо перед нами. Как батя угадывает всегда? Я вот сколько раз ни пытался угадать место, никогда не получалось. Из вагона на перрон спрыгнул здоровенный рыжий мужик, весь расхристанный, босой, со старым брезентовым рюкзаком на плече.
- Братцы, а я где? – мужик озадаченно озирался.
- Киселевск – батя стоял на перроне, держась за поручень, одна нога уже на ступени, мы с братом уже в тамбуре, прислушиваемся к разговору.
- А до Новосиба далеко отсюда? – мужик поскреб поросшую курчавым волосом грудь.
- На электричке точно не доедешь. На поезд надо, 605-й, но он вечером будет.
Мужик поскреб теперь уже затылок, кивнул сам себе и побрел куда-то вдоль перрона.
Электричка дала короткий гудок и тронулась, батя заскочил в тамбур и дернул в сторону деревянную дверь. В вагоне почти никого – в дальнем углу занято несколько деревянных скамеек, там сидят заспанные и явно похмельные студенты, один из них спит, зажав ногами гитару. В центре вагона, тесно прижавшись друг к дружке, сидят бабулька с дедом, благообразные и какие-то удивительно добродушные даже с виду. У ног их стоят две большие плетеные корзины и алюминиевый бидон.
Мы устроились на жестких скамьях, я уставился в окно, брат, привалившись к стенке, принялся усиленно спать, батя размышлял о чем-то, глядя в окно на другой стороне вагона. За окном проносились тополиные посадки, какие-то полузавалившиеся домишки, потом потянулись карьеры, перемежающиеся пустыми полями. Я глазел в окно и представлял, как там, на 305-м? Наверное, тайга дремучая, елки с пихтами…
Пару раз электричка останавливалась, вагон постепенно наполнялся. Рядом с братом уселся какой-то профессорского вида дед, в очках в тонкой оправе и добротном костюме в мелкую клетку, на голове венчик седых пушистых волос, в руках корзинка, накрытая белой тряпочкой, и свернутая в рулон газета. Он строгим взглядом поверх очков оглядел нас с братом, важно кивнул отцу и погрузился в чтение. Но не прошло и пяти минут, как дед опустил газету и спросил у отца:
- А что вы таки думаете об увеличении объемов добычи углей?
Так и сказал – углей, на что батя хмыкнул.
- Ну что, совсем ничего не думаете? – голос дедка полнило искреннее изумление пополам с возмущением – А ведь это очень влияет на природу! Попомните мои слова, лет через тридцать здесь не останется ничего живого. Дети наши где будут жить? Где, я вас спрашиваю?!
Брат от гневной патетики соседа проснулся и смотрел на него, открыв рот. А дедок, не желая успокаиваться, потряс перед носом улыбающегося отца газетой и спросил вдруг, подозрительно прищурив глаз:
- Вы, наверное, шахтер?
Поняв, что отмолчаться не удастся, батя кивнул. Дед, словно только этого и дожидаясь, возопил, обличающе уставив на отца палец и заставив весь вагон смотреть в нашу сторону:
- Вооот! Зарылись в землю как кроты, роете и роете, нарушаете экосистему! А она – хруп-ка-я, понимаете, нет?
Потом перевел взгляд на меня и спросил вдруг:
- А вот вы, молодой человек, тоже в шахту полезете?
Ответить я не успел – откуда из-за моей спины раздался насмешливый мужской голос:
- А кушать ты чего будешь, если мы в шахту ходить перестанем?
Дед аж подпрыгнул:
- Я честно заработал свою пенсию, и мне ее вполне хватает!
- Вот и хорошо – ответил мужик за моей спиной – Мы уголек рубаем, страна его продает и пенсию тебе с тех денег платит, так нет?
Дед надулся и молча уставился в окно, но затем, спохватившись, развернул газету. Но не прошло и десяти минут, как он снова опустил газете и спросил меня:
- Вы, наверное, за грибами едете?
Я кивнул.
- Любите лес?
Я снова кивнул.
- Совсем скоро не будет ни леса, ни грибов – одни разрезы – дед вздохнул грустно. – Вот вам какие грибы больше всего нравятся?
- Белые.
- Вот их и не останется. И других тоже.
Отец буркнул под нос:
- Болтун.
В этот момент электричка начала замедлять ход, из сиплого динамика над дверью разнеслось:
- Станция «305-й километр».
Я подскочил, схватил ведра и рванул к выходу, отец с братом пошли следом. Дед вслед выкрикнул:
- Закрыть все ваши шахты!
Но вот, наконец, электричка остановилась, дверь отъехала в сторону, и в тамбур ворвался густой запах нагретого креозота, замешанный на аромате трав и леса. Я ссыпался по ступеням на перрон, жадно глядя в лес, где мне мнились заросли грибов.
- Бать, а мы туда? Или куда?
- Да хоть куда – отец закурил, взял у меня ведро и зашагал в лес. Мы с братом потопали следом. В ведре у брата лежал наш продовольственный запас, у отца за спиной - выцветший брезентовый рюкзак, пропахший кострами и еще чем-то особенным, от чего сразу хочется в лес или на речку.
Углубились в лес, сразу направившись подальше от железной дороги. Вокруг – красота! Черемуха, береза, рябины и осины, боярышника целые заросли и невысокая, будто постриженная травки. Грибов, правда, пока не видать, но это ничего, не дошли просто до грибных мест…
- Бать, а чего этот дед про шахты говорил? – я шагал за отцом.
- Правильно он все говорил, наверное. Но шахты они ведь не просто так, их умные люди строят.
- И что?
- А не знаю, сын. Человек природе только вредить может. Ну или стараться ее беречь.
- А как ее беречь?
- Не брать больше, чем надо. Не мусорить, не оставлять костры в лесу…да мало ли. Любить надо природу и не причинять вреда. И другим не давать вредить.
- И это пересилит вред от шахты?
- Если этого не делать, то вред точно пересилит…
Вышли в небольшой соснячок, залитый солнцем и от этого особенно красивый. Там и тут из рыжей хвои торчат разноцветные сыроежки, но мы их не берем – крошатся. Идем дальше, и вдруг отец приседает – нашел какой-то гриб. Подхожу ближе – целая полянка черных груздей, запашистых, крепких… Прохожу дальше, надо искать… И вижу семейку рыжиков, мохнатых и ароматных. Ура! Первые грибы есть!...
В сосняке больше ничего не нашли, хотя я так надеялся найти белый гриб… Проходим еще метров пятьсот и выходим на обширную поляну, в дальнем конце которой стоит большой деревянный дом с двускатной крышей, сарай какой-то во дворе, никакого забора. Посреди поляны стоит огромная корова, красно-коричневая, с высоченным горбом и большущими рогами. Увидев нас, корова мотнула головой и ринулась в атаку. Батя схватил валявшуюся в траве березовую ветку и с криком «Бегите!» шарахнул корову между рогов. Ветка оказалась трухлявой и разлетелась на части. Корова остановилась в недоумении, над поляной повисла тишина, и тут откуда-то от дома донесся удивленный голос:
- Мужик, ты чего делаешь?
Батя сплюнул, подобрал ведро и зашагал дальше. Мужик на крыльце провожал нас недоумевающим взором – пришли трое из леса, треснули корову и ушли. Я успел заметить, как корова укоризненно посмотрела на хозяина…
За следующие пару часов мы исходил и сосняки, и березняки – тщетно.
- Сухо – батя выбрал полянку в теньке., поставил полупустое ведро и снял с плеч рюкзак. – Перекусить надо, тогда грибы пойдут. Тащите сушняк.
Мы с братом метнулись в лес – костер будет! Чай с дымком и колбаса жареная!
Через десять минут мы крутили над огнем нанизанные на тонкие прутики куски хлеба и колбасы. Можно, конечно, было и бутербродами пообедать, но так вкуснее! Скоро и вода в котелке забулькала, и батя бросил в нее жменю заварки и пяток смородиновых листов, сорванных тут же. Какой запах поплыл над полянкой, не передать…
Пообедав, залили костер остатками чая и засобирались дальше. Солнце перевали за полдень, и духота стояла невообразимая.
- Гроза будет – батя пристроил рюкзак на спине.
- Почему?
- Душно, гнус с ума сошел, живьем ест, да и кости болят…
После травмы в шахте батя погоду лучше барометра чувствовать научился. А комары с мошкой и вправду не давали вдохнуть. Мы выломали разлапистых березовых веток и теперь обмахивались ими, стараясь идти следом за непрерывно курившим отцом. Он, заметив это, сказал:
- Не, сыны, так мы грибов не наберем. Расходимся.
Следующие два часа принесли нем только понимание того, что рассказы про грибы на 305-м, мягко говоря, преувеличены.
- Все, сыны, домой пора. Электричка через сорок минут, а следующая аж через три часа.
Я хотел было возмутиться, но глянул в свое полупустое ведро и промолчал. Обратно мы двинулись кружным путем. Вошли в светлый березняк, где тут и там стояли сосны, и вдруг…
- Хррруп – под ногой что-то хрупнуло.
Опустив глаза, я увидел…груздь! Его белый разлом светился в черной земле. Я присел, срезал его и принялся смотреть по сторонам – грузди ведь семьями растут.
- Э нет, сын, так ты ничего не увидишь. Гляди – отец опустился на четвереньки и принялся прощупывать землю вокруг себя. И через минуту уже выкапывал из земли крепкий, с завернутыми краями, груздь. Я тут же взял с него пример, и результат не заставил себя ждать.
Следующий час мы ползали по березняку, позабыв об электричке и временами громко вскрикивая от радости. В ведрах помимо груздей лежали и коровники, и подберезовики. И под конец этого чуда брат нашел стоящий наособицу большой толстоногий белый гриб. Сколько радости было в его лице, когда он присел перед царем грибов и протянул к нему руку. Аккуратно взяв его ножку, он принялся выкручивать гриб из земли... Широкая улыбка сменилась вдруг недоумением, а затем и ужасом – под грибом оказалось гнездо лесных пчел! С низким басовитым гудением они вылетали из гнезда и тут же бросались в атаку. Ах как мы бежали! Бросив ведра, рассыпав грибы, мы летели по лесу, не разбирая дороги. Брат держал в руке тот самый белый гриб…
- Уф! – отец отдувался, упершись руками в колени и утирая мокрый лоб.
- Ага – брат обессилено рухнул в траву, аккуратно потрогал затекший глаз.
Я промолчал. Чего тут говорить, все и так было ясно.
Отдышавшись, отец заговорил:
- Вот что, сыны, без грибов мы приехать можем, но без ведер…
Мы с братом переглянулись – нам очень не нравилось начало разговора, особенно брату, ему крепко досталось. Отец продолжил, посмеиваясь:
- Возьмем березовые ветки и будем изо всех сил отмахиваться. Мы с тобой – взгляд на меня – будем отмахиваться, а Леха хватает ведра и ходу.
Мы снова переглянулись, обреченно вздохнули и направились в сторону злосчастной поляны.
Нас встретил зловещий гул. Мы с отцом принялись изображать вентиляторы, а Леха подхватил свое ведро и… принялся складывать в него рассыпавшиеся грибы.
- Брось! Хватай ведра и бежим! – голос отца не предвещал ничего хорошего, но Леха упорно собирал грибы…
Перрон. Народ собрался разный – дачники, рыбаки с удочками, веселая компания молодых ребят и несколько грибников с полупустыми ведрами. Последние посматривали на нас со смесью зависти и злорадства – брат собрал ВСЕ рассыпанные грибы, и мы с отцом теперь выглядели так же, как он. Наконец пришла электричка, и мы забрались в вагон. Я прижимался пострадавшей щекой к прохладному стеклу, изредка подвывая, брат тоже, отец страдал молча….
Мы шли домой, ведра оттягивали руки, опухшие лица и руки нестерпимо зудели, но мы улыбались. Встречные тоже улыбались, но что-то мне подсказывает, что от радости за нас…
Свежие комментарии