Счастливый случай

Часто случается в охоте, что именно того не находишь, чего ищешь, и наоборот: получаешь драгоценную добычу там, где об ней и не помышляешь. Много раз езжал я с другими охотниками на охоту за волками с живым поросенком, много раз караулил волков на приводах, много раз под­стерегал тех же волков из-под гончих, стоя на самом лучшем лазу из острова, в котором находилась целая волчья выводка, — и ни одного волка в глаза не видел.

Но вот что случилось со мной в молодости. Это было в 1811 году, 21 сен­тября. Поехал я рано утром стрелять тетеревов и вальдшнепов. День был пасмурный, и по временам моросил мелкий дождь. Я убил трех вальдшнепов и пять тетеревов, которые еще не состаились, мало садились и недолго сидели на деревь­ях, да к тому же и ветер сгонял их. Проездив часов до один­надцати и возвращаясь домой, я хотел выстрелить во что-ни­будь, чтоб разрядить ружье, заряженное середней утиной дробью, то есть 4-м номером. Несколько раз подъезжал я к беркуту (степной орел), необыкновенно смирному, который пе­релетал с сурчины на сурчину; два раза подъезжал я в меру, но ружье осекалось (оно было с кремнем); наконец, у самой деревенской околицы вздумал я завернуть на одно маленькое родниковое озерцо, в котором мочили конопли и на котором всегда держались утки. Только что я своротил с дороги и стал спускаться к уреме, как вдруг кучер мой, как-то оглянув­шись назад, закричал: «Волки, волки!» — и осадил лошадей. Я Обернулся: два волка неслись прямо на нас за двумя молодыми собаками, которые были со мною на охоте. Я сидел вер­хом м на дрожках, но проворно перекинулся назад, лицом к запяткам, снял ружье, висевшее у меня за спиной, и развязал платок, которым был обернут замок, потому что шел мелкий лчждпчек. В самую эту минуту передний волк, гнавшийся по пятам за собакой, наскочив на самые дрожки, отпрыгнул и шагах в двадцати остановился, почти боком ко мне. Я мгно­венно прицелился и выстрелил: волк взвизгнул, подпрыгнул от земли на аршин и побежал прочь, другой пустился за ним: собаки спрятались под дрожки; лошади почуяли волков и под­хватили было нас, но кучер скоро их удержал. Волки исчезли в небольшом, но крутоберегом вражке, называющемся и теперь Антошкин враг. Остановив лошадей, я зарядил поскорее своего Испанца (так называлось мое любимое ружье) картечью, заряд Которой как-то нашелся у меня в патронташе, и поскакал Вслед за волками. Шагах в пятидесяти, в глубине вражка, один волк лежал, по-видимому мертвый, а другой сидел подле него; увидев нас, он побежал прочь и, отбежав сажен сто, сел на Высокую, сурчину. Я, удостоверившись, что стреляный волк точно издох, лег подле него во вражке, а кучеру велел уехать из виду вон, в противоположную сторону; я надеялся, что другой волк подойдет к убитому, но напрасно: он выл, как собака, перебегал с места на место, но ко мне не приближался. Я вышел из моей засады, кликнул кучера и попробовал подъехать к волку; но он, не убегая прочь, держался в дальнем растоянии. Делать было нечего, я остановился, положил ружье на одно из задних колес и выстрелил: мера была шагов п.1 полтораста. Вероятно, картечь слегка задела волка, потому ми он сделал прыжок и скрылся. Я воротился к убитому волку. Все ето время я был в каком-то забытьи, тут только опомнился и пришел в такой восторг, какого описать не умею и к какому может быть способен только двадцатилетний горячий Охотник. Убить волка, поехав стрелять вальдшнепов и тетеревов, возвращаясь домой, у самой околицы, без всяких трудов, шпон дробью из ружья, которое перед тем осекалось два раза сряду… только охотники могут понять все эти обстоятельства и оценить мою тогдашнюю радость! И какой волк! Самый матерой, даже старый! Трудно было взвалить убитого зверя 11.1 дрожки, потому что лошади не стояли на месте, храпели и шарахались, слыша волчий дух; но, наконец, кое-как я перевалил   волка   поперек   дрожек   и   привез   в торжестве домой мою добычу.  Полдеревни  и  вся дворня сбежались на такое

зрелище, потому что мы с кучером кричали как сумасшедшие
и звали всех смотреть застреленного волка. Рассказав, не менее ста раз, всем и каждому счастливое событие со всеми
его подробностями, я своими руками стащил волка к старому
корняку и заставил при себе снять с него шкуру. Я положил волку двадцать четыре дробины под левую лопатку. Волк был

необыкновенно велик и сыт; в одной его ноге нашли два же­лезных жеребья, давно заросшие в теле. Очевидно, что он был стрелян. Желудок его оказался туго набит свежим свиным мя­сом вместе со щетиной. По справке открылось, что в это самое утро эти самые волки зарезали молодую свинью, отбившуюся от стада. И теперь не могу я понять, как сытые волки в такое, раннее время осени, среди дня, у самой деревни могли с такой наглостью броситься за собаками и набежать так близко на людей. Все охотники утверждали, что это были озорники, ко­торые озоруют с жиру. В летописях охоты, конечно, можно назвать этот случай одним из самых счастливейших.

Источник