Воскресные охотники. Часть вторая

Петр нехотя поднялся; ему было так хорошо, и он с удовольствием заснул бы часик-другой. Выбравшись из зарослей, они пошли вверх по речке.

— Мало совсем утей в этом году, — заметил Петр.

— Да, их год от году меньше становится. Вот тут, на этом самом колики, прежде кажин раз, було, сгонишь штуки четыре-пять, а теперь чисто. Тут же я и выдру убил, — добавил он, окончив осмотр местности. — Я тогди ще з вечера був выбрався; седив, седив — нема ничего. Дай же, думаю, переночую да попробую в рощи. Зайшов до мирошника (мельника. — Прим. редакции), переночевав да на другий день встав раненько, взяв човен (лодку. — Прим. редакции) и иду соди ставом. Проехав вон до того куста, затис човен в очерет (камыш, тростник. — Прим. редакции) и сежу. Колы про: «Тах, тах!» проюрнув очерет — аж прямо на мене утка, по води; а за нею шось таке як кит, тилько морда да трохи спины и видно. Приложився я, вдарив.

— Ну, што ж? — спросил Петр.

— Шось забулькотило, а далий и пропало. Вылиз я из очерета, а вона тут же и лежит, вывернувшись.

Петр, слышавший эту историю несколько раз, мало интересовался ею. Приложив руку к глазам, он всматривался в вьющую даль речки.

— Ничего не видать, — объявил он в свою очередь. — Пройдем на лес, там, может, тетеревей найдем.

— А шо жь! — мог только промолвить Евдоким, втянув перед этим добрую понюшку табаку и теперь ожидавший чиханья. — Ходим на лес, — кончил он, отчихавшись.

Скромный трофей

Охотники свернули в молодой березняк, кое-где поросший старыми соснами. Становилось жарко. Лес начал успокаиваться, слышна была только кукушка, да муклыкало несколько орличек (горлиц. — Прим. редакции). Петр, высмотревший одну из них на большой сосне, стал подкрадываться. Изогнувшись в три погибели, он рысцой перебегал от одного дерева к другому.

Подобравшись под самую сосну, Петр стал высматривать орличку. Она сидела на самой вершине, и снизу трудно было ее видеть. Отыскав по движению веток то место, где она сидела, Петр прицелился и выстрелил. Раненая орличка, снявшись с сосны, перелетела на ближайшее дерево.

— Евдоким, Евдоким, добивай! — завопил Петр.

Евдоким, созерцавший до сих пор эту сцену, сидя на пеньке, взялся за ружье.

— Скорей, скорей! — торопил Петр.

Раздался выстрел, и убитая птичка, ломая и цепляясь за сучья, шлепнулась оземь.

— Молодая, — заметил Евдоким, подняв орличку.

Зарядив ружья, охотники ленивым шагом тронулись дальше. Солнце стояло уже высоко. Мелкие деревья почти не давали тени, в лесу было душно.

— Отдышем трохи, — предложил Евдоким.

Выбрав потенистее куст, они с наслаждением опустились на землю.

— Ш-ш, — насторожился Евдоким.

В соседнем кусте послышался шорох, казалось, что-то гребется.

— Тетерук! — прошептал Евдоким, хватаясь за ружье.

— Стой! Я полезу. Ты — справа, а я — слева, — шептал в свою очередь Петр, не желая упустить такого редкого случая.

Курьез напоследок

Захватив в правую руку ружье, он на четвереньках пустился по направлению к шороху. «Еще чуточку, вон до того бы кустика, — мелькнуло у него в голове, — там уже и стрелять можно». Вдруг шум прекратился, встревоженная птица насторожилась. Петр тоскливо замер. Успокоившись, она опять начала разгребаться.

Петр вздохнул и полез дальше. Шагах в тридцати от него за мелким кустом орешника действительно рылась какая-то птица, рассматривать было некогда. Евдоким каждую минуту мог упредить. Петр приложился, раздался выстрел.

— Есть? — спросил Евдоким, тоже начавший было целиться.

— Есть! Убил, — кричал Петр, бросаясь.

— Ха-ха-ха, — раздался хохот Евдокима. — Вот так тетерук!

Под кустом барахталась курица. Сконфуженный Петр смотрел то на не перестававшего хохотать Евдокима, то на убитую курицу.

— Ну! Чего ж стоишь? Бери своего тетерука, да ходим скорей.

— Куда ж я его возьму, еще увидят. Черт с ней.

— Як-то черт с ней? На що же ей тут пропадать! Бери в кишеню (карман. — Прим. редакции).

Петр взял курицу и начал ее тискать в карман. Карман оказался мал, и курица, несмотря на соединенные усилия двух охотников, не лезла.

— Знаешь шо, Петро, скидай чоботы (сапоги. — Прим. редакции), да запхнем ее в халяву (голенище сапога. — Прим. редакции).

В халяву, к общему удовольствию, курица влезла.

— Откуда она взялась? — размышлял дорогою Петр.

Но Евдокиму все равно было, откуда бы она ни взялась; он обдумывал в это время, с чем бы ее лучше сжарить: с картошкой или же с грибами.

— Должно быть, хуторская, — догадался Петр.

— С грибами вкуснее, — решил Евдоким.

М. Осиевский, июнь 1882 года