Охота в Тункинском крае. Часть десятая

На улице встретились нам двое ясачных (жители Сибири, выплачивающие натуральный налог пушниной. — Прим. редакции). Поздоровались и по обычаю всех праздных людей остановились покалякать.

— А! Афанасий Алексеевич с седлом!.. Никак Алексей Гаврилыч звал хурдачить? (хурдачить — по-бурятски — «гонять, наганивать». Это охотничий термин, употребляемый в охоте на коз. Отсюда, «хура» — значит «загон». — Прим. автора). Это дело! Козы людно ходят, только нужно хурдачить за рекой, — советует Аристарх Усольцев.

— Зачем? Лучше же в Хойши? — возразил я.

— В Хойши, в Хойши! — подхватил Алексей Гаврилов. — Там теперь в каждой хуре коза.

— Что ты, дядя Алексей! Ты вишь, погода откель… Чего поделаешь в Хойшах?… Задавит… За рекой же спопутно…

— Почитай, завтра ветру не будет, — обнадеживал Алексей.

— Да, не будет!.. Всякий день дует, маленько, а дует, — оспаривал Усольцев.

— Ну да что толковать — утро вечера мудренее, завтра увидим. А вечерком приходите-ка чай пить, — пригласил Алексей Гаврилов.

В простонародье в этой полосе Сибири чай составляет главный и почти единственный предмет обыденного угощения. Куда бы и в какое бы время вы ни заехали, вас потчуют чаем.

Что это за чай — вопрос другой, и я уверен, что непривычного стошнит с него; но попробуйте отказаться от него… кровная обида гостеприимному хозяину; а еще хуже: пробуйте-ка не угостить сибиряка чаем — избави, Бог!.. Он наестся у вас до отвалу и пьян напьется чисто по-свински, но вовек не забудет, что вы обошли его чаем.

Чай в Сибири играет первую роль в экономическом быту простого народа. Он служит всему приправой: пище, угощению, лакомству, препровождению времени. Иная семья, довольно богатая, недели проводит на одном только чае, заменяя им завтрак, обед и ужин.

Исключение из общего правила

Алексей Гаврилов — коренной житель Еловки, старый и хороший охотник, охотник по страсти. Для охоты он бросил все: домашнюю работу, больного в семье своей, гостя и даже водку; я имел случай не раз в этом убедиться, так как охочусь с ним более пять лет. Все же остальные еловцы имеют одну цель в охоте — напиться…

Всякий из них очень хорошо знает, что без водки я не приглашу их; заметив довольно внушительный бочонок, каждый норовит как бы хлебнуть из него еще до лесу, а хлебнул, поскорей тягу… А то случалось, что какой-нибудь услужливый малый возьмется возить бочонок по лесу и, воспользовавшись первым удобным случаем, втихомолку с двумя-тремя приятелями «нарежутся» до безобразия…

Но им удавалось это раньше, пока мы не были знакомы, а теперь… шалишь!.. Бочонок ездит по лесу под моим собственным конвоем, и только после удачной хуры подается из него по рюмке. Зато уж по возвращении домой идет пир горой. Случается, не хватает одного бочонка, тогда посылаю за другим, лишь бы ублаготворить честную компанию.

Не таков Алексей Гаврилович… Хотя выпить он и не прочь, но на охоте больше рюмки пить не станет.

— Что ты! Что ты! В лесу кака водка? — замашет старик руками, когда начнешь, бывало, упрашивать его выпить другую. — Вот ужо, погоди, после этой хуры… — отлынивает он часто, но всегда надует, увернется.

Только раз и согрешил он, не выдержал; но то был такой уж особенный случай. Дело было в конце ноября 1878 года. Ко мне приехал хороший знакомый, и мы устроили в Еловке охоту. По приглашению моему съехались туда еще знакомые и мы, под управлением Алексея Гаврилова повели охоту в Хойшах.

Это одно из лучших мест. Гористое, пересеченное в разных направлениях небольшими падями, поросшими редколесьем, оно разделяется на 8 кней (участки леса, захваченные облавою. — Прим. редакции) или загонов, носящих свои особые названия: Урякши, Яндон, Главник, Нургун и так далее. В них всегда «козисто», а в Главнике в особенности, так что его мы постоянно оставляем в резерве — на случай неудачи в других загонах.

Тогда в Хойши выехало нас человек 27, кажется, из которых половина пошла в загонщики. День был превосходный и настолько тихий, что даже трубка не помогала правильно определить направление ветра. Это обещало хорошую охоту, тем более что управлял ею очень опытный промышленник. Честь эту я всегда предоставляю ему как человеку, хорошо знакомому с местностью и к тому же очень толковому мужику.

Прогнали загон — ничего, другой — убили лисицу; затем еще один — тоже ничего… И, так как время подходило к вечеру, мы взялись за Главник. Кнею эту я сам знаю превосходно и потому Алексею Гаврилову поручил направить гонщиков, а сам расставил стрелков. Только что отъехал я от последнего нумера, как послышался гон, а вслед за ним на левом крыле — два выстрела.

Гон повели дружно, но не менее дружно перекликались и выстрелы. Сосед мой выстрелил два раза. От него шесть коз бросились на меня. Я свалил одну, а по другой дал промах; другой сосед свалил двух. Только что я заложил патроны, как на меня налетело еще девять коз, но я прозевал, чем и дал соседу случай взять еще одну из них. А по линии само собою шли выстрелы. Баталия поднялась небывалая. Результатом ее было восемь коз.

Конечно, такую удачу следовало «спрыснуть»… и мы сделали такие «спрыски», что даже домой не доехали: в лесу и ночевали. Вот тогда-то я был свидетелем, как надрызгался и наш старик Гаврилыч. Это единственный случай, когда он нарушил свое правило, но ведь то был конец охоты, да еще какой охоты!..

Прелестный обычай

Итак, в описываемое время, вечером, за чашкою чаю мы решили ехать за реку, а утром, прельстившись тихою погодою, поехали в Хойши.

С первого же загона подул ветер — значит, толку не жди. В Хойшах в полях — малейший ветер и вьет во все стороны, отчего коза ни за что не пойдет на охотника. Так случилось и в этот раз; в каждой хуре козы было много, но за целый день никто даже не выстрелил.

Воротившись в Еловку, я хотел было ехать домой, но, пока закусывал да калякал с Алексеевой семьей, охотники мои успели уже опорожнить знакомый бочонок, и под хмельком многие вломились в амбицию по поводу неудачной охоты. Это обыкновенный и заученный еловцами маневр, вслед за которым они являются упрашивать остаться назавтра, а это ведет к даровому похмелью и новой даровой выпивке.

Для меня это очень невыгодно, потому что на другой день каждый из них страдает похмельем, спит долго, собираются они поздно и не все; отсутствующих приходится заменять новыми; которых не скоро найдешь, отчего загонов лается меньше, чем накануне, да и гонят плохо: кричат вяло, сонно, как и должно быть с похмелья. Тем не менее я всегда уступаю их просьбам. Прелесть леса, надежды на удачу — кого не соблазнят!..

На другой день в 11 часов утра мы уже гнали первую хуру за рекой. Выстрел, другой и третий… и все по козам, а не убили ни одной. Следующая была удачнее: четыре козы вышли на моего соседа и близехонько, шагах в 20, остановились прислушаться к гону; после выстрела одна осталась на месте, а три бросились на меня, но от меня пошла только одна.

Конечно, вслед за этим начались поздравления, кстати же был «адмиральский час» (время приступить к возлияниям перед обедом. — Прим. редакции). Мигом разложили огня, распотрошили коз и стали жарить свежину. Здесь такой обычай, и это своего рода прелесть. Представьте: лес, ярко пылающий костер, вокруг которого толпится группа охотников. Синий дым широкою полосою тянется через редколесье в ближайшую падушку (небольшой овраг, узкая долина, ущелье. — Прим. редакции).

Убитая коза уже распластана по частям и жарится на нагоревших углях. Каждый хлопочет около своего куска, что не мешает ввертывать в разговор слово, другое о том, где кто стоял, на кого и как вышли козы, и так далее. Смех, говор, остроты, споры — все это вместе придает картине очень оживленный характер.

Лучшей частью у козы считается печенка; недопеченная на углях, она довольно вкусна и всегда подается почетному охотнику. Затем каждый берет, что ему нужно и что по вкусу, жарит и ест до отвалу.

Веселые посиделки

Лишь только трапеза начала подходить к концу, пошли остроты, шутки, никогда, впрочем, не вызывающие ни ссор, ни неприятностей.

— А Лариона, братцы мои, козы чуть не стоптали! — острит бойкий парень Тимошка. — Гляжу: прямо на него так и летят, а он от них за лесину… и винтовку уронил.

— Чего мелешь? — огрызнулся Ларион. — Я трубку закуривал, а они набежали; винтовку уронил, точно уронил…

— Ишь ты, паря! Трубку… Должно, потчевать их захотел?

— Нет, ты скажи, паря, как у вас спят на хуре? — спрашивает у Егора плутоватый Макар, лукаво посматривая иа Демида — длинного, предлинного мужика.

— Молчи ты!.. Не болтай! — напрасно просит Демид.

— Чего не болтай? Подъезжаю это я, братцы, вот к этому увальчику, гляжу: не то ноги, не то жердье в обутках валяется по лесу, и винтовка тут же стоит, а мужика нету. Где, думаю, мужик девался? А он, братцы мои, лежит под колодою, обнявшись с нею, точно с бабою, да так-то храпить, аж брызги летят…

Общий смех. Демид насупился и в оправдание себя сослался на похмелье.

— Вели налить рюмашку, будь благодетель! — обратился он ко мне.

Я велел. Пока он подносил ко рту рюмку, молодой парень Назарка приловчивался у него за плечом со щепотью золы и бухнул ее в рюмку.

Дружный взрыв хохота был ответом на шутку сорванца, но Демид, не обращая на все это внимания, спокойно помешал в рюмке пальцем и поспешно опрокинул ее в рот.

— Вот Демид и с закуской! — сострил кто-то.

— Ладно, брат, — отозвался Демид, — нашему козырю все под масть. О закуске не спорь, лишь была б выпивка, — продолжал он, вытираясь рукавицею.

— Гляди! Гляди, паря! Он и рукавицу сожрать хочет!

Опять хохот, и так далее до тех пор, пока не пошла круговая чарка.

Этим днем закончилась моя осенняя охота на коз. Время подошло рабочее, отлучаться на охоту на день или на два нельзя было, поэтому, оставив ружье, я взялся за стрихнин, так как с ним практика у меня почти что дома…

Но, продолжая описание охоты на коз, перехожу к остальным способам и, прежде всего, к охоте с подъезда.

Способ этот очень нехитрый. На маленьких, одноконных, санках, устраиваемых на очень высоких копыльях (коротких брусках, которые вставляются в полозья и служат опорой для верхней части саней. — Прим. редакции) — иногда в аршин (свыше 70 сантиметров. — Прим. редакции), выезжает охотник в такой бор, в котором крепко держится коза. Бор избирается, собственно, потому, что в нем удобнее ездить. Охотник, заметив табун коз, начинает его объезжать кругами, постепенно суживая круг до меры выстрела.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

А. Арандаренко, улус Торский, март 1881 года