На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Охота и рыбалка

25 419 подписчиков

Свежие комментарии

  • Виктор Симанович
    это не из разряда доступной для обычного рыболоваРейтинг самых вку...
  • Яков
    О самой охоте ничего своего, только слова переставляете местами, делая текст ещё хуже. А "Королевский выстрел", чтоб ...Вальдшнеп на мушк...
  • Астон Мартин
    интересноВинтовка Bergara ...

Неприятное поле

Картинки по запросу охота в старину

Немного лет тому назад я имел еще хорошую и дружную стайку гончих, вязких, паратых и чудно-голосистых. Известная вещь, что осень у нас в Малороссии — одно из лучших времен года. Зима бывает сухая, бесснежная и студеная. Лето — до крайности непостоянное: то слишком жарко и без ветру; то холодно и ветрено. Весна тоже гадкая: вечно ветреная, «гнилая» и зачастую поздняя; но зато осень вознаграждает за все остальные времена года. Длинная, теплая, тихая, умеренно влажная — вот характеристические признаки малороссийской осени.

Такая осень стояла в описываемое мною время. Много травили, много стреляли, и, наконец, в средине ноября, пришлось дать отдых борзым и лошадям. 3-градусные морозы на полвершка (около 22 миллиметров. — Прим. редакции) сковали землю, но и этого достаточно для борзых, чтобы ходить с заусеницами и с поврежденными пазанками. Езду с борзыми прекратили, но с гончими зато таскались каждый день; благо у меня: сойди с крыльца и прямо попадешь в лес.

Однако начинало приедаться и это. Хотелось снегу, пороши, видеть малик (следы. — Прим. редакции) зайца, хлопья на деревьях, словно нанизанный на нитку нарыск лисицы. Но вот заходили по небу темные тучи, подул холодный ветер, в комнатах сумерки стали с четырех часов.

— А что, Назар, не будет ли назавтра пороши? — спрашиваю я доезжачего.

— Должна бы быть; а, впрочем, кто ее знает.

Вот настало и завтра. Открыв глаза, я прямо бросился к окну. Ни туч, ни снегу. Ветер гудит — и больше ничего, тоска ужасная!

— Барин, кормить собак? — слышится лаконический вопрос в передней.

— Корми, братец, корми! Какого дьявола по этому ветру понесет меня в лес!

И зашагало время своим медленным шагом.

С Яичницей и Лебедем — в Воловиковы Кущики

Но вот однажды в конце ноября, проснувшись утром, я был поражен давно ожидаемым светом в комнате. Значит, снег упал. Втискиваю мои ноги прямо в ботфорты — и к окну. Снег, снег повсюду — ровный, мелкий, ослепительно-чистый. Бросаюсь к градуснику: три градуса мороза, боже, как хорошо!

Предвкушать удовольствие охоты едва ли не приятнее самой охоты. Не успел я закурить сигары после стакана кофе, как слышу голос Назара.

— С гончими, барин, пойдем али с борзыми?

— С гончими. С борзыми поеду сам. Дашь мне на свору пару моих кобелей, да скорей седлать мне лошадь.

Приказав гончих взять на смычки и не пускать прямо со двора, как это делалось обыкновенно, я вышел, готовый ехать, на крыльцо. Погода стояла восхитительная! Тихо, тепло, светло!

Дивная кобыла ходила подо мной в это время. И как только Господь Бог создает такую лошадь! На оседланную посмотришь с фронта — пятьсот рублей лошадь! Идеальные ноги; миниатюрная сухая головка; глаза черные, быстро стреляющие по сторонам, и чертовский выход шеи! Посмотришь сбоку — нет, думаешь, уж это я хватил через край: пятьсот-то рублей будет дорогонько, а рублей двести — в пору.

Велите расседлать и посмотрите с заду. Что за дьявольщина? Как крыша лютеранской кирки свесился зад; задние ноги в казанках опухли; поставь под себя, и, кроме ушей, ничего не видно. А где же спина? Да ее никогда и не было. Седло было вместо спины. Нет, думаешь, и двести рублей много. Красная цена ей — пятьдесят рублей.

Это казалось так всякому не скакавшему на этой кобыле; я же не променял бы ее на чистокровного английского скакуна. Вот масть была точно ни к черту. Грязно-красно-серого цвета, похожего на яичницу, поэтому и имя этой кобылы было Яичница.

Умная, зоркая, шагистая до невероятия, с замечательной скачкой, лошадь эта соединяла в себе все достоинства, так страстно желаемые любым борзятником. Но вот она у крыльца; а вот и моя свора половых кобелей — Копчик и Лебедь.

Визжат собаки; рубит копытом моя Яичница; подлаивают на смычках гончие; а я глаз не могу отвести от ярко-белой пелены, расстилающейся предо мной, и не могу надышаться чудным воздухом не то осени, не то зимы… Взяв лошадь за чумбур (конская упряжь. — Прим. редакции), мы двинулись пешком.

— Ступай с собаками вперед да брось их в Воловиковых Кущиках.

Добрая вам память, Воловиковы Кущики! Много удовольствия охоты доставили вы вашему хозяину! Я много виноват пред вами. Я был неблагодарен, и под ударами топора вы молча пали и пошли все на дрова, выкопанные до единого… Вопросы жизни! Вы всегда и везде становились поперек вопросов удовольствия.

Преддверие звериного рая

Нарезанные по межеванию, эти десять десятин непролазного кустарника ровной бахромой тянулись вдоль моего леса под именем Воловиковых Кущиков и составляли опушку высокого, но редкого расчищенного дубового леса. Положение леса таково, что он находится среди полей, сотнями десятин его облегающих; далее идут опять леса других владельцев, а «там поля, опять поля»!

Весь зверь с других лесов и имеющийся по полям непременно заглядывал в мою опушку. Как ни была она мала на самом деле, но она примыкала к лесу, имевшему верст пять (свыше 5,3 километра. — Прим. редакции) в длину и верст двенадцать (12,8 километра. — Прим. редакции) в окружности, тянувшемуся мимо двух озер и после небольшой перемычки соединявшемуся опять с лесами и болотами.

Моя опушка была преддверие звериного рая. В лесу, идущем за моим лесом, зверь находил себе все, что только мог желать: вода, камыш, лоза, яры, провалья, водомоины — все было к его услугам. И действительно: я редко брал когда отъезжие поля, разве что для компании, а то больше охотился возле дома. Вот и теперь мы направились к моей опушке.

Дойдя до нее пешком, я приказал бросить собак, а сам сел на мою Яичницу, чтобы пробраться как-нибудь сквозь опушку и тогда уже, взяв борзых на свору, стать от поля.

Взвизгнули гончие, почувствовав свободу; яро порскает псарь; прядет ушами умная лошадь; подскакивают жадные до зайца борзые; тонкой струйкой взвивается дым сигары и приятно щекочет обоняние. Но не сделал я и тридцати шагов, как ахнула одна из гончих, с подлаем примкнула к ней другая, помкнули все — и цветной русак катил чистым полем в ста шагах от меня.

Ни «атукнуть» на борзых, которые в очень густом кустарнике не могли видеть зайца, ни выбраться из кустов скоро нельзя было, а между тем борзые не воззрились, а гончие голосили уже далеко чистым полем. Выбравшись из кустов, я крикнул оттрубить гончих, а сам поскакал в поле.

Резко звякнул рожок; гулко разнеслись в редком воздухе звуки, и вот один за другим начали стихать голоса гончих. Я предполагал, что гончие должны вернуться на рог на половине дороги к соседнему лесу, лежащему от моей опушки на расстоянии трех верст, куда они помкнули зайца. Так и случилось. Гончие промчались мимо меня, а борзые скакали у стремени, зорко оглядываясь по сторонам.

Наперерез зайцу

Но вот, как точка, показался возле самого леса заяц. Вот точка сделалась выше и замерла на месте. Очевидно, заяц вскочил на канаву и прислушивался. Я сдержал мою лошадь. Скакать дальше было ни к чему. Слезши с лошади, я взял на свору борзых и уже хотел повернуть назад, как видимая мною точка отделилась от леса и покатила в чистое поле.

«Вот так штука! — подумал я про себя. — Ну, это заяц бывалый, придумывает, вероятно, какую-нибудь хитрую штуку. Сидеть у леса и не пойти в лес из-под гончих — это что-то мудрено!». Я сел на лошадь и поехал наперерез зайцу.

Очевидно, на огромном расстоянии, разделявшем нас, он не мог меня видеть. Вот заяц остановился и опять, вероятно, начал прислушиваться. Затем повернул тем же следом назад, сделал скидку и опять покатил вперед по чистому полю.

«Ты обляжешься, приятель, — думал я себе, — и никакой хитрой штуки не выдумаешь. Быть тебе в тороках!». Однако при отводе глаз от зайца я проглядел его. Подлец, как в воду, канул! Пришлось, значит, съезжать его. Поехал. Вот и малик. Словно в лаптях, шел заяц. Малик огромный.

Не проехал я по следу и полутораста шагов, как шагах в трехстах покатил впереди заяц. Правда, по чистому полю, да расстояние-то огромное. Не теряя времени, я все-таки «атукнул» и помчался вперед. Скачут собаки, стреляют глазами по сторонам, не видят зайца! А он нырнет в ложбинку, как будто на минутку, и замешкается там, ан, глядишь, опять маленьким пятнышком мелькает впереди. Но вот, вскочивши на один горбик, собаки пометили зверя и заложились по нему.

Щелкнул арапник, бойчее помчалась лошадь, легким ветерком обдает лицо, и с каждым шагом уменьшается расстояние между зайцем и нами.

Но где мы? Неужели у полотна железной дороги? Так и есть! Вот сторожка, а вот мчится и поезд. Заяц норовит успеть перескочить через полотно. Расчет неверен! Обе собаки приспели разом. Добрая угонка — и заяц летит в одну сторону, а собаки разбежались в другую.

Я с размаху подскакал к самой насыпи. Машинист дает свисток, боясь, что в виду поезда вздумаю переезжать высокую насыпь. Я стою. Проходит поезд. Окна в пассажирских вагонах спущены; машут платками и шапками пассажиры; кричат мне что-то и из вагонов, и с платформы — те, которые повыскакали, завидя издали травлю; шум, стук, свист, ничего не разберешь.

Промчался поезд, все стихло. Гляжу: собаки у стремени, зайца не видно. Очевидно, шум и свист локомотива испугали собак, и они, «разъехавшись» с зайцем, вернулись ко мне.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Влад. Де Сен-Лоран, хутор Новый, октябрь 1881 года

 
Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх