По следам автора «Записок натуралиста»

В Дарвинском музее прошла Выставка, посвященная 120-летию известного зоолога, эколога и биогеографа, автора множества научных статей и монографий Александра Николаевича Формозова (1899-1973). Широкому кругу любителей природы он известен, прежде всего, как замечательный художник-анималист и талантливый писатель. По его книгам многие поколения отечественных биологов учились читать «письмена» природы, проникать в тайны скрытой от наших глаз жизни зверей и птиц.

Александр Николаевич Формозов родился 1(13) февраля 1899 г. в Нижнем Новгороде. С детства самым большим его увлечением был мир природы. Он часто сопровождал своего отца на охоте. С 11 лет Александр вёл дневники наблюдений в природе, сопровождая записи рисунками. В 1922 г. перебрался в Москву, чтобы продолжить образование в Московском университете.

Здесь прервусь в описании биографии Александра Николаевича по следующей причине. Нельзя даже подумать, что Формозов не заслужил того внимания и уважения к юбилейной дате, просто бывает обидно, что не менее талантливые имена оказались забытыми и «не обласканными» вниманием, в силу обстоятельств мне неведомых.

Почти одногодки с Александром Николаевичем, Евгений Павлович Спангенберг (1898-1968), чей 120-летний юбилей состоялся годом раньше, скорее всего сталкивались в коридорах МГУ, записавшись в университет практически в одно время. Заслуг у обоих естествоиспытателей было немало, известность и научный вклад каждого высоко оценивался в научной среде, но непубличный и аскетичный образ жизни Евгения Павловича, скорее всего стал причиной, что его юбилейную дату, «скромно обошли стороной».

Но раз так получилось, то остается надеяться, что не останется не замеченным 125-летие замечательного писателя, выдающегося орнитолога, автора «Записок натуралиста», книги о которой Владимир Евгеньевич Флинт — советский и российский зоолог, орнитолог, профессор, президент Союза охраны птиц России говорил: «Записки натуралиста» — это страницы истории, живые, бесхитростные, но удивительно выразительные и предельно простые. Они с необыкновенной силой дают нам возможность почувствовать, ощутить, увидеть прошлое. А знать прошлое необходимо, чтобы еще «больше любить настоящее».

Буквально пару лет назад в разговоре с двумя весьма известными охотоведами, далеко не юношеского возраста, имеющих непосредственное отношение к профильным печатным изданиям, упомянул имя автора замечательной книги «Записки натуралиста» (в первых изданиях «Из жизни натуралиста») потомка обрусевшего датчанина Евгения Павловича Спангенберга. Орнитолога и охотника, чьё имя вписано «большими буквами» в историю отечественной охотничьей науки и занимает почетное место среди «100 великих русских охотников» (издательство Вече 2008 г.). К моему удивлению, не только его книга, но и его имя для них оказались незнакомы!

Не буду давать этому «происшествию» оценку, да и права на это у меня нет, но замечу, сегодня практически многие охотничьи СМИ превратились в рекламные агентства и публикаторов отчетов с трофейных вылазок, т. н. «правильных» охотников.

Для меня «Записки натуралиста» стали своеобразным проводником в мир охоты. А если быть точнее привели в далекие 70-е годы на вологодские берега Рыбинского водохранилища, так заманчиво рассказанные автором «записок».

К сожалению, по молодости, не смог сразу оценить, как мне повезло, не только посетить места, описанные Спангенбергом, но и познакомиться с персонажами его рассказов, пообщаться с очевидцами и участниками его научной работы в угодьях Дарвинского государственного заповедника (ныне Дарвинского государственного природного биосферного заповедника).

Познакомились, при встрече здоровались, беседовали «о погоде», урожае ягод, рыбалке, охоте, о жизни… короче обо всем, что может поддержать «светскую» беседу. Сегодня сожалею, что упустил возможность из «первых рук» что-нибудь узнать о Е. П. Спангенберге.

Опоздал, когда интерес от «Записок натуралиста» перешел к личности их автора и героям его рассказов. Ушел из жизни его напарник по научной работе орнитолог заповедника В. В. Немцев, не успел расспросить М. Л. Калецкую, в те годы начинающего научного сотрудника, совсем неожиданным стала кончина В. А. Ризена (старейшего члена Весьегонского общества охотников, бывшего охотоведа и начальника Уломского о/х), добровольного помощника Евгения Павловича, которому посвящен рассказ «Вася» и другие очерки.

К чему такое «запутанное» введение, как бы к названию материала не совсем относящееся?

Просто призыв к охотникам, не рассматривать охоту, как нам сегодня с упорством навязывают, в виде очередной услуги. Охота, нечто большее, чем выстрел по зверю или птице. Это жизнь, не только твоя, но и тех людей к которым тебя занесло твоё увлечение, история места пребывания, местные обычаи и многое другое из чего складывается любовь к охоте и России, порой при всей несуразности жизненных взаимоотношений, но столь близкой и понятной русской душе. Так что не откладывайте «на потом» вас интересующее, расспрашивайте, делитесь увиденным, чтобы в последствии не сожалеть об упущенном.

Конечно не стану утверждать, что вышесказанное поможет стать правильным охотником, понять этику охоты, бережливое отношение к природе. Но печатное слово, хоть и не передает в полной мере увиденное и услышанное, способно сформировать правильный взгляд на наше общее увлечение. Для многих охота это большая и лучшая часть жизни, пусть по времени, проведенного в поле, относительно скромное.

Но как говориться лучше «поздно чем никогда». В этом году предпринял попытку пройти по следам записок натуралиста в местах, ставших для меня второй родиной, уломской земли вологодской губернии, окрестностей тверского городка Весьегонска, омываемых водами р. Мологи, спрятавшихся под просторами Рыбинского моря. Этим местам Е. П. Спангенберг отдал почти два десятка лет своей жизни. Похоже здесь его держало не только научная работа, а нечто большее.

Небольшая историческая справка. Путешествуя по Мологе, царь Иван Грозный останавливался здесь на отдых, развлекаясь соколиной охотой. Место красивое, возвышенное приглянулось ему, и он назвал его в память о своей матери Елене Глинской (деревня Глинское напротив г. Весьегонска).

И сегодня берега Мологи завораживает своей дивной природой. Временами немного суровой, напоминая о русском севере, но чаще ласковой и скромной, сдержанной в красках весны и лета, без томящей грусти подмосковной осени.

Всё это не передать словами, это видеть надо и суметь прочувствовать. Подводя, как бы промежуточный итог, обращусь к летописи о землях Весь Ёгонских и Уломских, возможно объясняющее притягательность этой земли, сохранившей то, о чем более двухсот лет назад говорили очевидцы, об этом удивительном крае: «У большинства жителей Весьегонского уезда гостеприимство и радушие к человеку, даже совершенно чужому, развито издревле и при этом без всякой корыстной цели».

С тех пор мало, что изменилось здесь, но будущее моей «малой родины», выглядит далеко в не радужных красках. Виной тому не приход «цивилизации», а появление на берегах моря и в лесах Уломы «нецивилизованных» поселенцев, для которых природа кончается за оградой коттеджей, а всё что далее из разряда «ничейного», это беречь не обязательно.

Сумеет ли выжить Улома, время покажет. Станут ли эти места для жителей такими, как писала о них в 1767 г. Екатерина-II, совершившая с пышной свитой путешествие по верхней Волге и окрестностям: «Здесь народ по всей Волге богат и сыт… Сии люди богом избалованы. Я отроду таких рыб вкусом не едала, как здесь, и все в изобилии, что представить нельзя. Я не знаю, в чем бы они имели нужду: все есть и все дешево».

А вот как описывает в своих «Записках» здешние места, Евгений Павлович Спангенберг: «На много километров протянулись топкие моховые болота. Они поросли светлыми угнетенными сосняками, морошкой да клюквой. Еще шире раскинулись затопленные лесные пространства. Куда ни глянешь — вода и вода. Только местами поднимались сухие высокие гривы, поросшие живым хвойным лесом. Но зато, сколько здесь обитало водяной, болотной и лесной дичи! В чащах по краям мохового болота из-под самых ног идущего человека с шумом поднимались тяжелые глухари, то и дело попадались следы пребывания медведя и лося».

Наверно моя дорога в данные места в дни моей юности, мало чем отличалось от поездок в эти края Спангенберга. После многочасовой тряски в прицепном вагоне к рабочему поезду, пыхтя и извергая клубы пара и дыма, паровоз упирается в берег Рыбинского водохранилища. Дальше пути автомобильного и железнодорожного нет, только водой.

Пароходик скрипит бортами о бревна деревенской пристани, по длинным настилам на толстых деревянных сваях сходим на берег, чайки, усевшиеся на перилах сходен, с приближением пассажиров нехотя слетают с насиженных мест с недовольными криками, сделав круг над водой, усаживаются на насиженные места.

 

Пристань центральной усадьбы Дарвинского государственного заповедника деревни Борок.

Ажурная арка, «парадный вход» в заповедник со стороны моря, не сохранилась.

В давние годы сюда из г. Весьегонска ходил речной пароход. Уже позднее из Ярославля по пути в Весьегонск заходил метеор. Сегодня водное сообщение между указанными населенными пунктами отсутствует.

 

 

Вдоль воды тянет ветерок, принося запах речной травы, «морской» свежести, стада пасущихся коров, «ароматы», давно позабытые для городского носа.

Понятно, что сегодня в прошлом не только паровозная тяга и пароходик, в прежние времена ласково именуемый мошкой. Железнодорожного сообщения с Весьегонском давно нет, вокзал сгорел, мошка утонула. Худо-бедно дороги стали проезжими, так что теперь только автомобилем.

Мой первый «исследовательский» визит по следам натуралиста к моему давнему знакомому, Василию Васильевичу Нестеренко, в 80-десятые годы возглавлявшего Дарвинский заповедник. Собственно, то место, где Е. П. Спангенберг провел свои последние научные изыскании, о котором скорее всего писал заключительные строки своих «записок».

Сидим за столом, за окном через подтопленную водохранилищем речку Лоша, видны сосны острова Погон, рядом с которым островок Чаячий. Само название сразу хочется привязать к паре очерков из «записок». Рассказы «Средства защиты» и «Вася», где «герой» мальчуган из деревни Борок — главной усадьбы заповедника, позднее уже охотовед, незаменимый, добровольный помощник Спангенберга в его научных изысканиях, а для меня Василий Андреевич Ризен, под присмотром которого постигал премудрости охоты, но расспросить об его наставнике не успел.

В общем, среди жителей Борка в живых, кто встречался со Е. П. Спангенбергом, ни моему другу Василию Васильевичу, ни его супруге Валентине, ни зашедшему «на огонек» Вячеславу Вячеславовичу, сыну Вячеслава Васильевича Немцева, орнитолога заповедника, верного товарища и помощника Спангенберга в совместной исследовательской работе и охотничьих вылазках, припомнить не удалось.

К счастью Вячеслав Немцев-младший пришел не с пустыми руками. Неожиданно выяснилось, дом, в котором несчетное количество раз меня гостеприимно принимал Василий Васильевич, в послевоенные годы был пристанищем, во время пребывания и работы Спангенберга в ДГЗ. Старое фото сохранило весьма непривлекательный вид постройки и окружающего пейзажа.

Дом, в котором останавливался Е. П. Спангенберг во время научных работ в заповеднике в конце сороковых и пятидесятых годах. Вид со стороны лодочной стоянки жителей д. Борок. Предположительно на фото сам Евгений Павлович.

 

Здесь лишь несколько фото книг с автографом автора, преподнесенные Спангенбергом В. В. Немцеву. Самая ранняя датирована 1950 годом (не представлена), но наибольший интерес, лично для меня представляет правое фото, вернее слова: «…на добрую критику…». Евгений Павлович высоко ценил профессионализм и эрудицию Вячеслава Васильевича, мнение которого не только о научной работе, но и творческой деятельности для Спангенберга были чрезвычайно важны и ценимы.

Немцев-старший, заслуживает отдельного рассказа, личность неординарная, но чтобы далеко не уходить от темы — «по следам записок натуралиста», ограничусь несколькими выдержками из воспоминаний известного орнитолога И. М. Олигера, чей совместный труд со Спангенбергом лег в основу «Трудов» — летописи Дарвинского заповедника.

В. В. Немцев и М. Л. Калецкая. Кольцевание птиц.

Немцев — орнитолог Дарвинского заповедника. Основатель первого питомника и разработчик методики размножения и выращивания глухарей в неволе.

«В июне 1948 года в Дарвинском заповеднике появился новый сотрудник — орнитолог Вячеслав Васильевич Немцев. По образованию он был охотовед — окончил звероводческий факультет Московского зоотехнического института.

Мы быстро сошлись с ним, поскольку оба были охотниками. К тому же и темой его научной работы в заповеднике стали водные и околоводные птицы Рыбинского водохранилища. Вячеслав Васильевич, как охотовед, поставил перед собой еще одну цель: добиться увеличения числа гнездящихся в заповеднике уток. Для этого были изготовлены и расставлены различные типы укрытий: простые кучи хвороста, шалашики, навесы, дуплянки. Первые полученные данные казались многообещающими, многие укрытия были заняты утками. Однако вскоре наступило разочарование: в большинстве наземных укрытий гнезда были разорены воронами.

Характерный случай: однажды Вячеслав Васильевич и приехавший в заповедник, известный орнитолог Евгений Павлович Спангенберг, на экскурсии подошли к высокой пожарной вышке, на верхней площадке которой оказалось гнездо беркута. Беркут, при их приближении, слетел. Вячеслав Васильевич влез на вышку. В гнезде оказалось всего одно яйцо.

— Дайте его мне! — крикнул Спангенберг.

— Нет, — покачал головой Вячеслав Васильевич. Если бы было два яйца, одно бы можно было взять, а раз одно — не могу. Он спустился с вышки, и они пошли прочь. Но не успели они отойти метров на 200, как увидели ворону, которая быстро метнулась в гнездо на вышке, схватила драгоценное яйцо и была такова».

Правда сам Спангенберг этот случай описал несколько иначе. «В Дарвинском заповеднике был один замечательный случай, когда беркут загнездился на площадке громадной топографической вышки на Мшичинском поле. Когда мы его посетили, у гнезда самки не было. В. В. Немцев взобрался на вышку и обнаружил единственное яйцо. Позднее яйцо было расклевано вороной.» (Из русского орнитологического журнала).

Похоже с кладками крупных хищных птиц Спангенберга не раз подстерегали курьезы, достаточно вспомнить его рассказ «День в скопином гнезде».

Информация к размышлению, почему на гербе Дарвинского заповедника красуется Скопа?

 

 

 

Конечно следы «записок», оставляют много вопросов, на которые хотелось бы получить ответ.

О времени пребывания в ДГЗ и окрестностях Весьегонска от внуков натуралиста, сына и внуков В. А. Ризена удалось узнать немного, сверх того, что представил на суд читателей на страницах альманаха «Охотничьи просторы» Т. Джусупов.

Но вернемся к научной деятельности Е. П. Спангенберга на берегах затопленной Мологи, которая длилась с небольшими перерывами, без малого двадцать лет.

Вячеслав Вячеславович Немцев — младший на метеорологической станции Дарвинского заповедника.

По словам Вячеслава, научные споры его отца и автора «Записок натуралиста», носили дружеский, но неизменно деловой и уважительный характер.

 

 

Передо мной первый выпуск трудов Дарвинского заповедника, единственный экземпляр, сохранившийся не только в первозданном виде, а скорее всего вообще физически существующий, перешедший по наследству от Немцева-старшего к Немцеву-младшему.

В предисловии к исследованиям, авторами работы озвучены ряд фамилий, в т. ч. студентов МГУ Пояркова, Келейникова и Эфрона. Меня заинтересовали эти три имени, так как они могли еще оставаться носителями информации о времени пребывания в заповеднике и совместной работы со Спангенбергом.

 

Келейников Андрей Александрович (1924-1995)

В 1945 поступил, а в1950 году окончил биологический факультет МГУ, защитил диссертацию по орнитологии, три года работал как орнитолог и только в 1956 году окончательно посвятил себя анималистике. Вышло более 150 книг с его иллюстрациями, среди которых много детских книг и специальных биологических изданий. Много ездил по стране. В 1979–1988 годах был в составе редколлегии альманаха «Охотничьи просторы».

Для Эфрона, можно утверждать со стопроцентной уверенностью, общение с автором «Записок натуралиста», стало началом большого пути в мир науки.

Эфрон, Константин Михайлович (1921—2008) — эколог, доктор биологических наук, деятель природоохранного движения в СССР, председатель секции Охраны природы Московского общества испытателей природы.

 

Сказать несколько слов о Д. Пояркове не упомянув династию ученых-биологов Наумовых, было бы непростительным легкомыслием. Два поколения «Наумовых-Поярковых» связало со Е. П. Спангенбергом совместная работа и взаимное уважение. Глава династии, выдающийся зоолог, заведующий кафедрой зоологии позвоночных Биологического факультета МГУ, профессор Николай Павлович Наумов (1902–1987).

Дочь Наталья Николаевна (1928-1967) выйдя замуж за Пояркова Дмитрия Валериевича (1923-1994) подарила родителям трех внуков, старшего Андрея, среднего Николая и младшего Алексея. Случилось так, что дети остались на попечении дедушки Николая Павловича и бабушки Веры Васильевны Наумовой (Потехиной) (1904–1988). До конца своих дней бабушка была истинным ангелом-хранителем внуков и всей семьи. В доме царили мир и любовь. Внуки в прямом смысле росли на шее деда в окружении неизменных собак, белок и редких птиц. К сожалению, в наши дни продолжателем династии биологов остался один Андрей Дмитриевич Поярков (на фото).

 

 

Приходиться констатировать, прямые свидетели и участники совместных исследовательских работ со Е. П. Спангенбергом уже не смогут лично что-либо поведать об авторе «Записок натуралиста». Остается надежда, что у их потомков обнаружатся материалы о времени пребывания их отцов или дедов в Дарвинском заповеднике.

 

 

Перед нами публикация 2015 г. «Русского орнитологического журнала» материалов Е. П. Спангенберга по Дарвинскому заповеднику. Даже по дате первой публикации 1972 г. понятно, что статья увидела свет лишь через 4 года после трагического ухода ученого из жизни.

В материале три даты 1963, 64 и 65 годы, время, когда здоровье Е. П. Спангенберга, работать ему без помощников не позволяло. Здесь не заметить какую роль сыграл в его исследованиях Василий Ризен, сложно.

Немного «детективного» продолжения. Вот три фото

 

Справа Вася Ризен, герой одноименного рассказа, а вот кто рядом с ним?

Фото Е. Спангенберга

 

На фото: автор данного материала (в центре) на охоте в угодьях Уломского о/х с охотоведом Василием Андреевичем Ризеным — «Васей» (справа) 1991 г.

 

 

Щука весеннего улова. Из архива заповедника 1949 г. Фото М. Калецкой

 

 

Есть предположение, что на двух черно-белых старых фотографиях изображен приятель В. А. Ризена. Оба снимка сделаны в д. Борок ДГЗ примерно в одно время. К сожалению, разгадать с налета имя друга Васи не удалось, но поиск следов автора «Записок натуралиста» на Моложских берегах продолжается. Присоединяйтесь!

Вполне вероятно, что на ряд вопросов мог бы дать ответ дневник В. В. Немцова, куда он с присущей ученому-исследователю аккуратностью заносил мельчайшие события, касающихся всех сторон деятельности и жизни заповедника, а также архив М. Л. Калецкой. Этакий бесценный материал, который после кончины Немцова был похищен, а собранные Мариам Львовной фотоматериалы постигла практически та же участь. Понятно, что за пределы заповедника они не ушли, да и «преступники» с великой долей вероятности определены, вот только никак признаться не ходят. Остается надежда, что «пропажа», после публикации статьи, станет доступной поклонникам таланта автора «Записок натуралиста».

Юрий КОНСТАНТИНОВ.