Иду тропить зайца. За моими плечами «ижевка», рюкзак, в нем термос с чаем, бутерброды. Ночью шел снег, утром подморозило. Под ногами шуршит, рассыпается бисером белая крупа. Лес выбелился верхушками деревьев, на громадных соснах прогнулись под тяжестью мохнатые белые гирлянды. Свежо в природе, легко на душе, в мыслях одно: « Что покажет мертвая пороша?» Из хаты выходит мужичок, поворачивает в мою сторону, семенит ногами, изгибается телом, стараясь не заступить проторенную узкую дорожку. Одет он бедно. В заерзанной фуфайчонке, в старых, без шнурков, ботинках на босу ногу. На голове – бурого цвета шапка-ушанка.
Зовут его Игнатий. Когда-то он был заядлым охотником. Денно и нощно пропадал в лесу, на болотах, в пойме реки. Добывал лис, зайцев, копытных. Не браконьерничал? Наверное, да, как и все местные охотники, но меру знали, оттого и зверь и птица не выводились.
– Доброго вам дня! – весело кричу, когда наши пути сходятся.
– И вам тэж! – слышу в ответ. Прилив чего-то хорошего усиливается, хочется еще о чем-то спросить:
– Как она, жизнь-то!..
– Та як?.. Паны и ранийше жилы и щас жывут, а хто лапу сосав… – Мужичонок не договаривает, поскальзывается, едва не падает в снег. Мы расходимся.
Игнатий уже не возьмет в руки ружье, не стрельнет по зайцу. Всему свое время. По дороге вспоминаю эпизоды своих былых охот, дни, проведенные в охотхозяйстве в качестве егеря. Будто наяву мелькают лица знакомых и не знакомых охотников, какие-то ничего не значащие детали, слышатся обрывки фраз… Роюсь в своей памяти, выискиваю: кого можно назвать правильным охотником?
Вот военные, солидные, выхоленные мужики, кто-то из них в звании генерала. У них своя философия, они всячески ищут повод для «разрядки». И не было случая, чтобы они не смогли хоть как-то отвести душеньку. Рядом с базой находились производственные помещения бывшего колхоза. Крыши мастерской, амбаров облюбовали голуби. После одной из неудачных охот, военные «расслабились» здесь по полной программе. Голуби со страхом носились от одной крыши к другой в поисках безопасного места, но не тут-то было. Грохотала канонада, стучала по шиферным крышам дробь, бились о землю несчастные птицы. Голубиная стая, наверное, была бы выбита, если бы не сказали осчастливленным охотникам, что привезли, заказанную им картошечку с огурчиками и грибками, пора – за стол.
Отдельная каста – депутаты Верховной Рады, «небожители». Всегда с отменным настроением. «Знамо дело…» – как любит повторять мой знакомый. Получили зарплату, суммы зашкаливают: тут и командировочные, и надбавки за интенсивность труда, за гостайну, на поправку здоровья… впереди парламентские каникулы, санатории, горнолыжные курорты, а на почин – охота, зимний лес, свежий воздух.
Начали, как всегда, с болота. Егеря выставили зверя. Кабаны нашли лаз, проскочили, посланные вдогонку выстрелы не причинили им вреда, следов стрижки и крови не нашли. На вечер предстояло ехать на вышки. Был обед, тосты. «Господа! Господа! Что я хочу сказать, эту рюмку поднимаю за тех, кто возделывает нашу землю! Хвала рукам, что пахнут хлебом!» Хороший тост как-то слабо увязывался с полями, заросшими бурьяном, деревьями самосеянкой. Полчаса назад топтали мы с народными слугами их вдоль и поперек: сколько еще будет ждать земля-кормилица своего пахаря, а тут такой тост… Подумалось: «как далеки они от народа», но самодостаточны, просты в обращении, говоруны. Вот люди, которые сумели наполнить свой внутренний мир позитивом, чего не хватает другим в нашей бренной жизни. В организации охоты на вышках с напарником мы не участвовали, но на другой день узнали (хотя об этом в хозяйстве говорить было не принято), что кабан был удачно отстрелян. Сторож Юра при этом c восхищением сказал: «О! вчера такие казаки были, уехали за полночь».
Их я называл «хозяевами жизни» – представителей силовых структур. Внешне они мало чем отличались от других охотников. Хорошо одеты, на дорогих машинах. Оружие имели покруче, чем у других, карабин СКС для них – рудимент. Так же говорливы, на почин расскажут пару сальных анекдотов. Охотно поделятся, как в одном из хозяйств отстреляли шесть кабанов: «Сколько печенки съели! А сколько выпито! А баня с бассейном! А девки!..» Но вот проведен инструктаж, с ухмылками сделаны росписи в журнале, выезжаем в угодья. После того, как собраны ружья, «поправлен глаз», один из гостей командирским тоном начинает глаголить: «Значит, так, – обращается он к своим товарищам, – стреляем по всему, что летит и движется и никаких вопросов, я все беру на себя. А вам, – это уже касается меня и моего напарника, – каждому отдельный счет в швейцарском банке. Не пожалеете!» Я смотрю на напарника, он также как и я в недоумении от сказанного. За бутафорскими речами скрывается скаредность, жадность, неимоверная тяга к халяве.
Запусти их в угодья без контроля, выбьют все под чистую, и глазом не моргнут. О таких охотниках писал сто лет назад И.Ф. Рында, автор книги о Тургеневе, сам страстный охотник, природолюб: «По моему мнению, главная причина уменьшения дичи – жадность человеческая. Со всем можно бороться, только не с нею, не знающею пределов. …Мне, например, известны случаи, когда три охотника во время двухнедельной охоты взяли до двухсот дупелей. Я удивился только, будучи не в силах понять такой высокой степени жадности».
А вот мой, свежий пример. Прошлой осенью зашел в охотничий магазин прикупить патронов на голубиную охоту. Услышав о голубях, бойкий продавец, парень лет двадцати пяти, оживился: «В минувшие выходные около четырехсот патронов с товарищем «разрядили».
– Много взяли? – скорее утвердительно прозвучало в моем вопросе.
– Ого! – продавец осклабил большой рот, но, ни о месте, где охотились, ни сколько добыли глубей так и не сказал.
Около четырехсот патронов!.. Это ли не жадность! О последствиях не задумываются: а что будет в следующем сезоне? О какой правильной, рациональной охоте можно говорить. И ведь понимают, к каждому не приставят егеря, или охотинспектора, а раз так, выполнив норму отстрела, руководствуются пресловутым принципом: «на наш век хватит».
Вспоминаю мнение рядового охотника с 32-летним стажем Евгения, высказанное на охотничьем форуме:
– За время общения и охот с разной категорией граждан я не видел ни одного не браконьера в юридическом смысле этого слова. Независимо от статуса, достатка, занимаемой должности. Отличаются все охотники только степенью жадности (кто до мяса, кто до выстрела). Это относится и к гончатникам! Бьют зайца до последнего, даже не думая, как будут наганивать молодых собак. Мясники, одним словом. С возрастом охотничий пыл у всех убавляется, но это с возрастом и настрелом. Молодые люди, вступая в ряды охотников, сразу начинают с копытных. Другие охоты их почти не интересуют, потому, что "выхлопа нет". В ряды охотников вступают люди, понятия, не имеющие о зоофауне мест охоты. Полнейшая неграмотность присутствует и у старшего поколения, особенно в отношении птиц. Вот вам и система охотничьего хозяйства страны. Ныне охотники – не любители природы. Им все равно, что твориться с природой, ну хоть потоп, лишь бы можно было стрельнуть с лабаза по мясу. А еще барство. Ни один глава администрации и не подумает купить лицензию на копытных, либо так дадут, ''за уважение'', либо дадут пострелять, а кто проверит, кто накажет, рука руку моет. Нет уважения к закону, отсюда и закоренелое жлобство у обывателя и наглость у тех, кто хоть при какой-то власти. Это, относится и к надзорным органам от охоты. Я не скептик, я реалист. От дворняги не может родиться пойнтер. Чтобы сделать охоту правильной, нужно с детства читать Пришвина, Мамина-Сибиряка, Аксакова, Янковского, Черкасова, Сетон-Томпсона, Джека Лондона, наконец.
Со сказанным можно соглашаться или нет, можно приводить свои доводы. Разумеется, бросать тень на всех охотников нельзя, речь идет не о тех, для кого правильная охота, общение с природой, все же главнее, нежели кусок незаконно добытого мяса. Хотя и от дичи, изъятой по правилам, истинный охотник не откажется. И все же чтение классиков охотничьей литературы, думается, вряд ли поможет усвоить азы правильной охоты. А если и поможет, надолго ли?
Именно благодаря тем «стрелкам», о которых упомянул, у «зеленых» сложился негативный стереотип об охотниках – как убийц всего живого на земле, хотя охота и убийство ничего не имеют меж собой общего. Попытайтесь объяснить тем же «зеленым», что убивать диких животных, куда гуманнее, чем выращенный на убой домашний скот – «ну, что вы», и слушать не захотят.
Заячий след потянул в густоту леса, а из него в болото, заросшее ивняком, осиной. Место оказалось знакомым. Вспомнил, как в прошлом сезоне охотились на зайцев и как опростоволосился здесь молодой охотник, на которого вышел лось. Тот не, задумываясь, пальнул по нему дробью. Подобный случай не то, что грубейшее нарушение, – преступление. К счастью, промазал. И это после инструктажа, росписи в журнале…
А разве допустимо использовать бедственное положение зверей при их добыче, палить по самкам птиц и зверей, стрелять по косуле, идущей с детенышем, свинье с поросятами, в зайца на лежке… Можно и дальше приводить обширный свод охотничьих правил, которыми необходимо руководствоваться человеку с ружьем.
Я же пытаюсь ответить себе: «Трудно ли быть в наше время правильным охотником?» Ведь охотится обоснованно, строго придерживаться и выполнять все прописанное общепринятыми правилами – это, конечно, дорого стоит, но еще не значит быть правильным охотником. И отвечаю: «Трудно».
Кто-то сказал: «Следование правильной охоте – это удел нравственно зрелых людей, со сложившейся психикой». И тут встает далеко не праздный вопрос: больное общество может дать таких людей? Где элементарные права людей, в том числе и рядовых охотников, нагло игнорируются, где бабло чуть ли не единственный «ингредиент» в отношениях между людьми. Скажете: «Причем здесь охота?» Как же… разве человек, живущий в таком обществе, хочет он того или нет, осознанно или на подсознательном уровне, не может наследовать пороки, дурные привычки, гнусные поступки членов своего сообщества?
О какой правильной охоте может идти речь, если он, охотник, далек от своего внутреннего совершенства.
Думается, мораль, а не перечень требований, что тоже необходимо, определяет поведение правильного охотника. Главное мерило здесь, не то, что тебя кто-то накажет, а то, что ты перестанешь жить в ладу с совестью. Как говорил А.С. Пушкин: «Ты сам свой высший суд». В этом плане характерен пример японского самурая, который в душе струсил в бою, хотя об этом никто не знает и бой закончился победой. Самурай приходит к своему главному и говорит: «Я струсил, я должен совершить харакири». Его знают как достойного воина, отговаривают. Но тот непреклонен и карает себя. Вот пример, когда жесточайшие этические категории вошли в кровь и плоть воина, и которые нельзя переступать. Нет-нет нам не до… хотя бы осознать и придерживаться охотничьих норм и правил и изымать именно то, количество диких животных и птиц, которое не приносит вреда популяции.
Я возвращаюсь с охоты. Неудачной. Но настроение не худшее. Впереди горбилась от снега, будто накрытая белым саваном, крыша моего деревенского дома, который купил для охоты. Итожу свои думы. Перед глазами прошли вереницей охотники. Их лица – добрые, приветливые, хлебосольные, недоброжелательные, так себе на уме, почти не запомнившиеся... но не решаюсь назвать кого-либо правильным охотником.
Не давала покоя кем-то брошенная фраза: «Если основной закон бытия – борьба за выживание, то каждый имеет право на жестокость и бесстыдство». А вы согласны с этим?
Свежие комментарии