По бочагам

Вот эти-то юные хищники и добывались деревенскими подростками в жаркие июльские или августовские дни, когда лужи и озерки рядом с рекой быстро мелели, начинали пересыхать. Щурята собирались в более глубоких бочажках, где воды оставалось по колено или чуть выше. Не успевшие вовремя перебраться туда «карандаши» погибали и становились добычей ворон.

Мы заранее определяли места, где можно мутить. Находили неглубокие неширокие озерки и на следующий день с утра отправлялись к ним, захватив, кто что мог: старые решета (если они в доме были), самодельные сачки или какие-то большие чашки-плошки с худыми днищами. А кто-то и ничего не брал, предпочитая ловить руками (находились и такие умельцы).

Перво-наперво бочажок требовалось как следует взмутить, превратить прозрачную воду в совершенно грязную, темно-серую, как в дорожной колее после дождя, когда по ней только что прошел гусеничный трактор.

Штаны и рубахи оставляем на бережку. В трусах и майках забираемся в бочажок и начинаем неистово месить ногами илистое дно. Теплая светлая вода пузырится, темнеет, грязь устремляется вверх, с каждым нашим шагом все больше захватывает чистое пространство озерка. А мы месим и месим дно, гуляем по нему от одного края бочажка к другому, выворачивая пальцами босых ног мягкий ил и чувствуя прохладу находящейся под ним глины.

Азарт, ожидание ловли подгоняют нас, не дают передохнуть. Приходится работать не только ногами, но и руками: тучи разнокалиберных паразитов пикируют сверху, мешают нам. Руки в постоянном движении, глушим и давим у себя на груди и плечах, спинах товарищей слепней, оводов, крупных лесных комаров.

Наконец, вода становится похожей на крепкий чай, хорошо разбавленный молоком.

— Стой, робя! Хва! — кричит кто-то. — Зыркайте, счас бошки зачнут высовывать!

Мы замираем, вперив глаза в поверхность совершенно мутной воды, где плавают клочки осоки, лопухи, мелкие сухие веточки и палочки, поднятые со дна. Ничего не видим и осторожно, чтобы не поднять волну, движемся: кто — к берегу, кто — к кустам, кто — к середине бочага — в надежде заметить щурячью голову.

— Есть! — раздается голос из-под нависших ивовых ветвей, где у бережка много осоки и лоскутков рваного лопушника.

У счастливчика в решете два «карандаша» — сразу пару подцепил! Мы разбредаемся ближе к бережкам, где травы больше, и внимательно вглядываемся в поверхность воды. Кто-то руками выхватил щуренка сантиметров в двадцать длиной. Но головы, издали похожие на крошечных крокодильчиков, не торчат столь обильно, как бы хотелось нам. Приходится добавлять мути. Еще сколько-то времени топчемся взад-вперед по озерку, делая воду совсем темной.

Лишь после этого начинается настоящая охота. Серо-зеленые остроносые лопаточки теперь торчат из воды со всех сторон обзора, успевай только осторожно подойти и черпнуть сачком.

Опустошив бочажинку, не обращая внимания на слепней и комаров, переходим к следующей, а их в низине, на большой по весне протоке, много.

Измазанные илом, чумазые, в грязных трусах и майках, захватив одежду, довольные, наконец, идем к реке, чтобы искупаться и постирать белье. У каждого в руках на веревочном или ивовом кукане приличная связка лупоглазых мелких щурят.

Иногда удавалось добыть по сто и больше «карандашей». Их жарили и ели прямо с костями. Вкусно получалось необыкновенно! Но вот подготовить для сковороды это будущее объеденье оказывалось делом муторным, хлопотным. Однако справлялись быстро, если брались чистить рыбу дружно, всей семьей.

Вячеслав Арсентьев, Костромская область