На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Охота и рыбалка

25 420 подписчиков

Свежие комментарии

  • Виктор Симанович
    это не из разряда доступной для обычного рыболоваРейтинг самых вку...
  • Яков
    О самой охоте ничего своего, только слова переставляете местами, делая текст ещё хуже. А "Королевский выстрел", чтоб ...Вальдшнеп на мушк...
  • Астон Мартин
    интересноВинтовка Bergara ...

Два дня на промысловой охоте

промысловая охота в Якутии

Немногим менее четверти века довелось мне работать и жить со своей семьей в Якутии. Случалось по месяцу-два, а то и дольше, находиться на месторождениях и газовых промыслах, разбросанных по дальним участкам обширной тайги. И все-то это время со мной были западносибирские лайки, которых я еще щенками привез из Москвы.

Питомец для мастера боевых искусств

Однажды добрый мой знакомый Николай Мосин, школьный учитель по физкультуре и тренер по каратэ, обратился ко мне. Он попросил продать ему одну из двух моих собак — Дымку или Абрека.

В то время загадочный восточный вид борьбы у нас только зарождался, входил в моду. Мосин же начал изучать его еще в отрочестве, когда жил на Западной Украине. Будучи воспитанником детского дома, за десяток километров бегал на тренировки по боевому искусству к бывшему «особисту», служившему в Советском Союзе в охране какого-то высокого чина.

На тренировке по каратэ мы и познакомились с Мосиным. В Якутию он, как и я, приехал в 80-е годы ХХ века. Жил в горняцком поселке Сангар, расположенном на правом берегу реки Лены, в 250 километрах севернее столицы республики.

Кроме прочего, Мосин занялся промысловой охотой в Якутии. Для этих целей ему был выделен участок. Но без доброй собаки охота не могла быть успешной. Вот и обратился он ко мне.

Дымку, которая столько вытерпела, когда ее у нас украли, я отдать не мог. Пришлось расстаться с Абреком, хотя это и оказалось очень трудно. Пес был потомком известного тогда в стране зверового кобеля Карата Шубихина.

Вскоре я опять остался без собак, моих лаек. Потерял Дымку по вине нехороших людей. Она и сейчас иногда приходит ко мне во снах. Мы радуемся с ней вместе. Но неожиданно собака убегает от меня, словно в тумане скрывается. Я зову ее и вдруг во сне еще понимаю, что она ушла совсем…

В столицу за щенком

И снова московский клуб собаководства. Общаюсь с уже знакомой мне Людмилой Владимировной Ушаковой. Эта невысокая худенькая женщина лет семидесяти с тонким интеллигентным лицом былой красавицы и утомленным, печальным, но добрым взглядом по-прежнему обворожительных глаз.

Она во всей стране слыла признанным знатоком западносибирских лаек. Родилась на Урале, в семье потомственных промысловиков. Оттуда ее опыт и знание собак и охот с ними…

В тот день все щенки уже были осмотрены. Заводчики или распродали их, или уже разъехались. Остался один помет. Хозяин его молча стоял у входа в клуб. В плетеной корзине на подстилке из сухой травы спали щенки. Я подошел, колебался еще, не решаясь на покупку. Незнакомец, заходивший в клуб, заметив мое сомнение, сказал:

— Не думайте! Щенки от очень хороших собак!

Я купил «девочку». Людмила Владимировна подтвердила, что щенок действительно от лучших в стране элитных производителей: Бурана Кинякина, зверового пса и чемпиона многих выставок и испытаний, и Юсты Поперечного — непревзойденно чутьистой «мелочницы».

— Чудная девочка! — сказала Ушакова о щенке.

Новую собаку я назвал Вестой, повез в Якутск. В самолете бортпроводницы влюбились в нее, приносили ей кусочки приготовленной курочки и маслице, всячески старались завоевать ее симпатию. Кроха безропотно переносила утомляющие к себе внимание и любовь, но от угощения отказывалась.

За пернатой добычей

Как и прежние мои собаки, работать по мелочи — белке, колонку — Веста начала рано, месяцев в семь. Была невероятно чутьиста и, как и Дымка, нестомчива на охоте.

При работе по птице проявляла удивительную сообразительность. Помню: зима, мороз, неподвижный стылый воздух. Бродим мы с Вестой по многочисленным островам реки Лены, где водилось немало зайцев и колонков. Не одного зверька мы там добыли.

В тот раз шла по протоке вдоль обрывистого берега острова. Веста явно что-то прихватила. Продвинется вперед, оглянется на меня и «говорит», повиливая хвостом и повизгивая: «Ну же, давай, давай, поспеши!». На выстрел уже подошли, когда недалеко от обрыва шумно взлетела кормившаяся стайка белых куропаток. Видать, птицы были еще ненастеганными.

После выстрела куропатки оставили только перья. Медленно колеблясь, они падали в воздухе. При таком морозе заряд оказался слишком слабым для защищенных крепким пером птиц.

Веста вскочила по обрыву, я влез, еще надеясь на трофей. Собака моя металась, разыскивая птицу. Подбегала ко мне, смотрела в глаза, будто спрашивала, не понимая: «Где добыча?». Я знал, видел, что упустил трофей, но свалил все на Весту: мол, найти не можешь! Она, думаю, простила мне мою ложь. Мы пошли дальше…

Приглашение на новый участок

А через два года Николай Мосин приехал к нам за подросшими двумя щенками от Юсты и Абрека и позвал меня к себе на охоту. Ему выделили новый богатый участок километрах в 50-60 южнее Сангара.

Там был многолетний сезонный ход лосей. Весной, спасаясь от гнуса и, видимо, для отела, животные устоявшимся путем отправлялись далеко на восток в предгорье хребта Черского. А осенью, ближе к зиме, спускались оттуда в долину реки — к местам постоянных зимних кормежек.

В назначенное время я прибыл с Вестой к Николаю. Решили выходить на следующий день.

— Я договорился с буровиками, — сказал Мосин. — Завтра они выезжают на смену и по пути подбросят нас. Проедем часть дороги.

Долгих сборов не было. Жена Николая приготовила нам головку сыра, хлеб, чай и спросила:

— Что еще положить?

— Да ничего больше не надо! — ответил Мосин. — Все есть в избушке.

И действительно, там имелась даже картошка. Николай опустил ее в сетке в воду в специально подготовленном или естественном углублении незамерзающего у избушки родничка. А вот обувь мою — обрезанные по щиколотку валенки с пришитыми кожаными голенищами — он забраковал. Взамен принес чьи-то старые легкие унты. Это было ошибкой, в чем я позже убедился.

Обнаруженный соболь

Километров 15 мы проехали вместе с вахтой. Потом вышли, поскольку нам нужно было на юг, а транспорт с работниками поворачивал на восток. Вокруг простиралась тайга, дикая лиственничная уйма. Решили идти не прямо к зимовью, а день ходить охотой.

Собаки ушли в поиск. Сезон тогда только начинался, снег еще был неглубок — в самый раз для работы лаек. Поскольку я не знал ни этой местности, ни, тем более, «координат» зимовья, мы двигались с Николаем вместе.

Шли около часа. И вдруг где-то со стороны в тишину тайги ворвался высокий доносчивый лай. Это был голос Весты. Она азартно и злобно облаивала явно не белку и не птицу. Через некоторое время к «напарнице» подвалил Абрек. Мы свернули и споро пошли на лай.

Выяснилось, что питомцы нашли соболя. Видимо, зверька настигала Веста, и он, успев вскочить на ближайшую лиственницу, сидел у самого ствола в полдерева от земли. Мосин предоставил мне право добыть трофей. Впрочем, карабин Николая «Лось» в данном случае и не годился. Достаточно было моей двустволки и дробового патрона.

Чтобы не повредить шкурку, я зашел так, чтобы тело зверька оказалось закрыто стволом дерева. Это был первый сработанный Вестой и добытый нами соболь — черный с проседью крупный кот.

Свой маршрут для каждого

Оставшаяся часть дня прошла впустую. Веста делала еще одну полайку, но из-за разветвленного овражистого места далекий голос ее эхом долетал к нам то с одной, то с другой стороны. Было непонятно, где она, куда идти. Пришлось ее отозвать. И, слава Богу, Веста вскоре пришла.

День быстро сваливался в сумерки. Стал сильно крепчать мороз. Мы подошли к склону коренного берега. Внизу тонувшая во мгле была едва видна долина реки. Николай предложил мне «заглянуть на буровую», он обещал ребятам зайти.

— Это по пути? — спрашиваю.

— Да нет.

— А далеко?

— Километров десять.

— А до зимовья?

— Ну, столько же примерно.

— Так, может, завтра зайдем к ним?

Я боялся за Весту. Мороз все усиливался, а после кормления щенков она не совсем еще «подобрала грядки», не оделась хорошо, могла обморозиться. Позже я «утеплил» ее лоскутом шерстяной тряпки.

— Давай так сделаем, — говорит Николай. — Ты пойдешь к зимовью, а я загляну на буровую к ребятам. Позже приду. Я расскажу тебе, как идти. Сейчас подойдем к просеке, пойдешь по ней до Лены и далее — вдоль правого берега. Нужно пересечь один овраг. Во второй поднимешься, там тропа. По ней пройдешь недалеко, метров 200, и зимовье. Но будь внимательней: нас предупреждали, что на Черной речке бродит шатун.

Дух самурая

Николай был необычным человеком. С юных лет, занимаясь восточными единоборствами, он сознательно воспитывал в себе дух самурая. Вот и теперь, бывало, зимой и днем, и ночью неделями бродил по тайге.

Руки замерзнут так, что коробок спичек не держат, не удается разжечь костер. На какое-нибудь поваленное дерево или пенек присядет, отдохнет чуток и идет дальше. Возвращается домой голодный, лицо в коростах — обморожено.

Вот, может, в этот раз и меня решил проверить на твердость духа?! Разошлись мы с Николаем. Иду я по просеке, а все вокруг уже покрыто мраком. Царствует звездная, величественная, лютая и беспощадная якутская ночь!

Не каждый из нас — самурай. Не все могут в одиночку в тайге без страха встретить зимнюю ночь. К ней, знаю, тоже привыкнуть нужно. Я еще не адаптировался, мне жутковато одному.

«И зачем он сказал мне о шатуне? — вертелись в голове мысли. — И где эта Черная речка? Не знаю…». Зарядил ружье пулями. Только темень сейчас, да и просека узкая. Видимо, под сейсмопрофиль ее когда-то проложили.

«Если вдруг медведь выскочит, то не успею даже ружье вскинуть. Да и Веста где-то тайгой идет. Скорее бы к реке выйти. Да зимовье еще отыскать надо…» — думал я.

В компании собак

За этими-то мыслями и переживаниями слышал позади себя отчетливый шорох. Резко обернулся, а это… Абрек. Подбежал он ко мне, а уж я-то как ему обрадовался! Не тому, конечно, что у него привязанность к прежнему хозяину осталась, а Николая пес бросил. Просто теперь мне спокойней стало. Успокоившись, я и не заметил, как Абрек исчез.

А вскоре в этой угрожающей темноте донесся до меня яростный лай. Голос подавали и Веста, и Абрек. Собаки одновременно облаивали кого-то. Только Веста была ближе ко мне, а Абрек — далеко в тайге.

Подхожу осторожно на голос моей «девочки». Все-таки какой-то тусклый свет был, возможно, отблеск далеких звезд. В нем все так сумеречно, бесформенно, зловеще. Приглядевшись, я заметил на дереве какое-то темное пятно.

Отошел подальше, перезарядился и выстрелил. По моим ощущениям, что-то там свалилось. Подбежал, а Веста, мотая головой, уже держала в зубах обвисшее тело зверька. На выстрел примчался и Абрек. Так за один день мы добыли двух соболей.

Теперь домой — в избушку. Абрек бежал впереди, поскольку ему были знакомы и зимовье, и дорога к нему. Иногда я останавливал пса, чтобы не уходил далеко. В доме разжег буржуйку, набрал в котелок снега, поставил на плиту и прилег на лежанку. Собаки, свернувшись, тоже удобно устроились.

Сквозь дрему услышал, как скрипнула дверь. Вошел Николай. Я не спросил его, был ли он на буровой. Рассказал, что добыл соболя. О недавних своих страхах конечно же и словом не обмолвился. Да и сами они уже из памяти выветрились.

Тест для Весты

Зимняя ночь долгая. Мы сварили кашу с тушенкой, покормили собак, сами поели и улеглись спать. На следующий день вышли из домика на рассвете. Николай предложил пройтись по неглубокой лощине, пересекающей наш путь. Оказалось, это была очередная его проверка.

В лощине висела наброшенная на согнутую молодую березку медвежья шкура. Неделю назад Николай добыл здесь «топтыгина». Оставил шкуру на дереве. Я ничего об этом не знал. Мосин не предупредил меня, поскольку хотел посмотреть, как среагирует на медвежью шкуру моя собака.

Веста метров за 200 уловила, может, уже и не такой сильный запах зверя. Она молча сорвалась и скрылась в подлеске. Выбравшись из густого молодняка, мы вдалеке увидели и шкуру с висячими лапами, похожую на идущего медведя, и лайку. Веста добежала, кинулась на врага, сделала хватку и только после этого поняла, что противник уже не живой.

— Так это что — твой медведь? — спросил я Николая.

— Ну да.

И он рассказал мне эту историю:

— Ночью возвращаюсь в зимовье, слышу: Абрек так злобно кого-то облаивает. Подхожу, темно, вижу пень, черный, большой. Абрек, как тень, вокруг мечется. Думаю, где-то там соболь сидит. Высматриваю, и вдруг… пень зашевелился! Едва выбрал момент, чтобы собаку не зацепить, выстрелил. Так и добыл мишку.

— Может, это был тот самый шатун, о котором вас предупреждали?

— Ну кто ж его знает?!

Выстрел по «сохатому»

Пошел второй день нашей промысловой охоты в Якутии. Опять идем рядом.

Николай остановился, прижал палец к губам, прислушивается. Я ничего не слышу. Он махнул рукой и зашагал, ноги у него длинные, едва поспеваю за ним. Наконец, и я услышал, как вдалеке лает Абрек, спокойно, размеренно, без обычного азарта.

Потом уловил и голос Весты. Она то ли от удивления, то ли от нетерпения иногда тихонько взвизгивала. Близко уже подходим к кустарнику или густому подлеску. Николай поднимает карабин. А я до сих пор, кроме веток, ничего не вижу. Только после выстрела замечаю, что там в кустарнике что-то серое, крупное оседает, валится.

Да, это был «сохатый». Под лоснящейся шкурой его угадывались такая мощь и энергия. Но теперь куда девалась сила животного? Лось пытается подняться, встать на ноги и валится набок. Снова пробует вскочить… и опять падает. Николай подбегает ближе, делает второй выстрел.

— Чтобы собак не покалечил… — объяснил мне Мосин. — Я сейчас в зимовье за топориком схожу, быстро вернусь. Ты оставайся.

Он ушел. Собаки набросились на недвижимого лося и, откашливая шерсть из пастей, остервенело начали его рвать — «стричь». Потом они, видимо, попытались выяснить, чья это добыча. Устроили драку, да такую, что я едва их растащил!

Свару затеял Абрек: он крупнее, сильнее. Но и Веста сражалась яростно, не уступала ему. Когда я остановил их, все-таки кобель занял доминирующее положение, улегся у самого лося. Моя «девочка», немного обиженная, устроилась чуть в стороне.

В оставшуюся половину дня мы разделывали тушу и сносили ее по частям на лабаз, построенный Николаем вблизи зимовья. Позже он на снегоходе знакомого отвезет мясо к пункту приема.

Да, кстати… на второй день охоты я уже не мог ходить. Из-за непривычной обуви подошвы мои горели огнем. Спасло меня только то, что я нарезал сухой травы и положил ее вместо стелек в унты.

Николай Жильцов, г. Томск

Источник

Картина дня

наверх