Не повезло. В семье охотников не было… И если среди дальних родственников со стороны отца любители побродить с ружьём ещё и попадались, то по линии матери – безнадёжно глухо. Откуда зародилась искра – непонятно, но, сколько себя помню, всегда мне нравилось подкрадываться, затаиваться, выслеживать, наблюдать.
Благо на селе возможностей для этого было пруд пруди. Росли мы на улице. Луки, рогатки. В стрельбе из примитивных в общем-то орудий достигалось определённое совершенство: помню пару голубей сбитых влёт отнюдь не случайно. Короче, босоногое детство хуторских хулиганов.
Но я ещё и любил читать.
Бианки своей «Лесной газетой» просто оглушил. Я стал бредить косачами, глухарями, соболями, которых у нас отродясь не водилось. Потом были Аксаков, Сетон-Томпсон, Астафьев и иже с ними.
А потом был самопал…
Классе в восьмом одноклассник Вовка тайно показал фузею, подаренную ему старшим братом, ушедшим в армию. Полуметровая толстостенная труба была на совесть заплющена и загнута с одного края в колхозной кузнице. В паре сантиметров от загиба сбоку - пропил и затравочное отверстие с игольное ушко. Готовый ствол к выстроганному из доски-тридцатки ложу примотали кожей-сырицей, которая, подсыхая, намертво притягивала железо. Против дырки-затравки в дереве вырез и под углом гвоздик, под него засовывались две-три спички головками к отверстию. Из латунной гильзы выверенная мерка под порох-дымарь и дробь. Заряд развесовкой примерно на 28-24 калибр загонялся в ствол шомполом из металлического прута. Пыжами служила газета. Дёшево и сердито…
После уроков сразу рванули подальше от хутора в заброшенный карьер. Мишени, стеклянные бутылки и кусок фанеры, несли с собой. Вовка достал из карманов припасы: и порох, и дробь были рассыпаны по стеклянным пузырькам с завинчивающимися крышками. Отмерили порох – засыпали, затрамбовали бумажкой. «Таким же Макаром» - дробь. Вовка прицелился в нарисованную на фанере уродливую птицу, отдалённо напоминающую летящую утку или гуся, я чиркнул коробком по спичкам. Выстрел грохнул, как из настоящего ружья.
- Хо-хо-хо! Вот это ништяк – как дало в плечо! Погнали посмотрим…
Обгоняя друг друга, преодолели метров двадцать до мишени.
- Гляди, замочил бы селезня, сто пудов! Одна дробина прям в бошку, а другая в крыло…
- Дай, я теперь…
Перезарядили.
- Мочи…
- Чиркай.
Спички шипели, казалось, очень долго. Было немного не по себе, и я даже зажмурил глаза. Упругая сила толкнула в плечо так, что пришлось отступить на полшага назад. Дым на секунду закрыл обзор. Вовка уже мчался к мишени, а я в непонятном восторге стоял и вдыхал запомнившийся на всю жизнь волнующий запах, понюхал даже ствол пару раз.
- Ты чё там? Э, выше пошло – смоталась твоя дичь. Теперь моя очередь.
Стреляли по бутылкам, по «утке», просто вверх шомполом до самого вечера, пока не кончился порох. Уроки на завтра я учить не смог, да и спал плохо – мне просто жизненно необходим стал собственный самопал. Среди ночи вдруг вспомнил, что подходящая труба у нас в хозяйстве есть. Поднялся, тихо вышел во двор, нашёл под навесом пешню для колки льда и в течение часа шмурыгал в гараже старой ножовкой по металлу, подготавливая из ручки пешни будущий ствол.
Утром родители, увидев мои красные глаза, решили, что сын приболел, и я остался дома один. Идти в кузницу побоялся - рядом работал отец. Решил действовать самостоятельно.
Для начала разжёг паяльную лампу, накалил край трубы и самым тяжёлым молотком, какой нашёл в гараже, стал сплющивать. Она поддавалась с трудом, но азарт и настырность сделали своё дело. Идеала не вышло, но я надеялся, что залью свинцом огрехи. Потом напильником «выгрыз» углубление, пробил, погнув несколько гвоздей, и оправил тонким шилом дырочку. В качестве ложа, поработав рубанком и долотом, приспособил выпиленный когда-то дедом для моей школьной «Зарницы» АК-74. Вот только сырицы в достаточном количестве у меня не было – добавил крепости изолентой и проволокой. К обеду на удивление удобная и аккуратная «ружбайка» была готова.
Порох уже был – дружок по моей просьбе спёр пачку у отца-охотника. Дробь ещё нужно было добывать, но для первых выстрелов я нарубил пригоршню гвоздей. Не выдержал и испытал прямо во дворе по старому ведру уменьшенным зарядом. Бабахнуло неслабо. Только вряд ли мою радость разделили куры, после выстрела вдруг вспомнившие, для чего дадены им крылья, да кот, стартанувший ещё даже и не встав на ноги.
Ра-бо-та-ет!!! Класс! Теперь я настоящий, серьёзный охотник – голуби и воробьи в прошлом, надо искать серьёзную, взрослую, дичь.
На ближайший выходной был разработан план предстоящей охоты, тем более что утиный сезон в разгаре. А мы, хоть и не имели ещё всяких там разрешительных документов, но считали-то себя теперь охотниками настоящими, и в «неохотничий» день стрелять дичь не могли.
Свой путь наметили на Болото. Так назывался отстойник ниже колхозной фермы, куда стекали всякие нечистоты и, кстати, ручеёк от родника. Берега Болота густо заросли чаканом, камышом, осокой и какими-то ещё бурьянами. Утки, чирки и лысухи чувствовали там себя в безопасности. Помимо этого ещё и непрезентабельный запах отгонял серьёзных охотников. А нам того было и нужно…
Скрадок под густой вербой и тропинка к нему были готовы давно – там мы учились курить, да и охотиться на лысух из лука пробовали. Соврав родителям про рыбалку на щук, вышли из дому затемно.
- Ты дроби мне взял? – волнуясь, поинтересовался я у Вовки.
- Ну да, ишо и разная: и утиная есть, и зайчиная, чтоб далёко стрелять. У меня есть «Сокола» выстрела на три – батины патроны втихаря расковырял. Бездымный же лучше? А ты пороху много насыпал?
- Хватит обоим. Два пузырька…
- Кто первый стрелять будет?
- Спичку потянем.
- Вот бы влёт смочить…
- Ты сперва хучь в сидячую попади.
- Попадём! – успокоил Вовка
Подкрались. Через бойницы шалаша увидели только пару лысух да цаплю.
- Утки ишо на полях. Кормятся. Чуть подождём. Если чё, в лысух постреляем.
Длинная спичка досталась не мне, а ведь именно первый выстрел всегда кажется самым обнадёживающим. Немного расстроился, но виду не подал.
Уже совсем рассвело.
- Тихо! – почти одновременно шикнули мы друг на друга. – Утки.
С десяток кряковых, не делая, как обычно, кругов, сразу упали на воду метрах в тридцати от нас и стали прихорашиваться.
- Щас ближе подплывут, - Вовку била крупная дрожь.
Мне тоже почему-то вдруг стало жарко, ладони вспотели, голос сел. Утки, немного посовещавшись на своём языке, беззаботно направились в нашу сторону. Болото шириной всего метров двадцать, дистанция даже для наших «ружбаек» доступная. Вовка, казалось, даже не дышал. С первого раза у него даже не получилось зажечь спички, чиркнул повторно – зашипело и … ба-ба-ах!
Утки шумно взлетели, но одна из них тут же упала обратно на воду, попыталась оторваться ещё раз – снова неудачно. Толкаясь, мы выскочили из засады.
- Сам добью! Не лезь…
Вовка трясущимися руками сыпал в ствол порох без всякой мерки. Забил пыжи, но никак не мог вставить под гвоздик спички, они ломались под дрожащими пальцами.
- Уйдёт! – подранок медленно, но верно правился к камышам
- Бей, только добыча всё равно моя…
Я не помню как выцелил, чиркнул коробком. Дробь хлестнула широкой струёй по воде и по утке. Кряква завертелась на месте, заваливая голову и шлёпая крыльями. Всё отложилось в памяти какими-то мутными отрывочными слайдами – настолько меня ошарашило охотничье счастье.
Вовка подпрыгивал на месте, крича что-то радостное, а может, и не совсем цензурное. Привела в чувство нас новая стайка. Мы шмыгнули обратно в скрадок.
Выходило, что опять была Вовкина очередь. Однако эта стая села далеко, и, похоже, к нам приближаться не собиралась. Подкрасться возможности не было, и, разгорячённый удачей, друг решил стрелять вдаль – «на дурака». А вдруг. Расковыряли дробовой «пыж», высыпали «пятёрку», насыпали крупной «зайчиной». В этот раз спички вспыхнули сразу.
После выстрела я вскочил на ноги:
- Эх, не достал!
Вовка молчал. Я обернулся, и земля закружилась у меня под ногами. Друг стоял на коленях, закрыв лицо руками, а между пальцев капала кровь.
- Вовка! Ты чё? – я пытался оторвать его руки от лица, но тот только мычал.
- Дай гляну – глаза целые?!
Он как-то нехотя отнял ладони. Лицо было сизым в красную крапинку. Левый глаз моргал, а правый был залит кровью.
- Я не вижу…
- Совсем?!
- Нет, одним видно.
Наслюнявив вязаную шапку, я принялся аккуратно протирать окровавленный глаз. Вовка заморгал им, и у меня отлегло от сердца – глаз был целый. Немного придя в себя, вздохнули с облегчением – слепота не грозила.
Перезаряд «Соколом» не прошёл даром. Ствол выдержал, но развернуло, казалось бы надёжно заплющенный край. Куски свинца и щепки от приклада посекли кожу Вовкиной физиономии, нагар от дымаря сделал раненого несколько похожим на эфиопа, да над верхним веком злосчастного правого глаза оказался вырванным кусочек кожи, отчего кровь и залила лицо.
Испуг постепенно прошёл. Вовка без сожаления выбросил в Болото остатки самопала, в роднике насколько было возможным отмылись и пошли замазывать тональным кремом «раны». Утка осталась на съедение енотам, не до неё как-то стало.
Родителям объяснили, будто взрывали в костре ампулы, и Вовка как раз неаккуратно наклонился над огнём. Обошлось…
Кстати, из пострадавшего вышел впоследствии неплохой охотник, но самопалов в руки он больше не брал. Я ещё два сезона пытался подстрелить из своего что-либо путнее, но тщетно. К счастью, с шестнадцати лет мой двоюродный дед, не имевший собственных внуков, стал давать на охоту уже настоящее ружьё – одностволку ИЖ-17.
Но, как говорил классик, "это уже совсем другая история"…
Свежие комментарии