Сегодня часто говорят о сильном упадке русской охотничьей культуры. Но мало кто может дать определение самому понятию охотничья культура. А значит мы, по сути своей, говорим о регрессе явления, природу и суть которого довольно плохо себе представляем. А что же такое охотничья культура?
Кубанская охота. Великий князь Сергей Михайлович, внук Николая I. Охота на бизона
Фото: borzoiclub.com
Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо оттолкнуться от очень сложного и многогранного понятия культуры вообще. Под ним мы в первую очередь подразумеваем совокупность достижений человеческого общества в сфере технологий, общественной и духовной деятельности. Соответственно в этом ключе охотничья культура будет являться совокупностью достижений человечества в области охотничьей деятельности, всем тем опытом, который был накоплен за время существования и активности человека-охотника.
В первую очередь в глаза бросается опыт чисто технический, совершенствование которого можно увидеть при внимательном рассмотрении истории развития охотничьих приемов и методов. Наиболее древними из них являются загонная охота, проводимая при участии всех членов племени, и охота с использованием ловушек (ловчих ям). Возможна была также их комбинация, при которой отдельный зверь или стадо загонялось в специально оборудованную или природную (овраг, расщелина) ловушку.
15–20 тысяч лет назад начала свое развитие охота с собаками, вернее, их волкообразными предками. Загонная охота, а также охота с применением ловушек и собак являются исконными для всех культур из-за наличия у древних племен однотипных примитивных охотничьих средств (камень, копье, волкообразная собака).
С начала 15 тысячелетия до н. э. с изобретением лука, спектр охот значительно расширился, сделав более эффективной охоту скрадом. Зверя, для добычи которого требовались иногда усилия целого племени, теперь могла выследить и добыть небольшая группа охотников, в то время как остальная часть племени занималась собирательством или домашним хозяйством — уходом за детьми, поддержанием огня, изготовлением домашней утвари, ритуальной живописью и т.д. Познание принципа устройства лука принесло древнему охотнику также возможность создания новых типов ловушек, поражения дичи на расстоянии 100–150 метров (тогда как дальность боя копья, брошенного рукой, составляет 30–40 метров, копьеметалкой — 60–80 метров). Это позволяет некоторым исследователям называть изобретение лука с тетивой началом охотничье-технической революции в результате которой охотничий и рыболовный промысел стали первой механизированной отраслью хозяйства. Таким образом, охоту вместе с войной и ленью мы можем назвать двигателем прогресса.
Наряду с техническим опытом необходимо отметить и опыт духовный, ведь мы понимаем культуру и как правильное делание чего-либо: культуру общения, культуру чаепития и т.д. Также и охотничья культура может быть понята как традиция охоты, возникшая в определенной национальной среде. Это культура обращения с убитым зверем, организация охоты и досуга после нее. Вспомним хотя бы классический пример традиционного охотничьего праздника, описанный в книге Е.Э. Дриянского «Записки мелкотравчатого», медвежьи обряды коренных народов Севера или немецкую традицию вкладывать зеленую веточку в рот убитому зверю как «последнюю трапезу». Такие традиции настолько сильны, что настоящий охотник будет следовать им не только находясь в компании единомышленников, но и охотясь один, когда никто не наблюдает за тем, что он делает, будет поступать в соответствии с писанной и неписанной охотничьей этикой, уважать и любить окружающий мир, осознавать ответственность за свои поступки. Не будет палить по птице, вышедшей из меры, или неясно видимой цели, не пойдет на охоту вдрызг пьяным, не станет «мочить все живое». И не только потому, что кто-то схватит его за руку, а потому, что он сам не захочет этого.
Здесь же витает та сама неуловимая, эфемерная суть охотничьей культуры, которую так сложно выразить, та ее составляющая, которая не поддается никаким энциклопедическим определениям, нечто простое и непостижимое одновременно. Охота связана с неким необъяснимым чувством, которое охватывает истинного охотника, когда он входит под сень леса, с трепетом от прикосновения к тайне непознанного, эстетике и свободе, что невольно противостоит всему техническому и рациональному. Это тот самый дух охоты, который по весне неудержимо тянет на бекасиную тягу, заставляет сердце тревожно забиться в озябшем желтолистом осеннем лесу, будто замершем в предчувствии расколящего его хрустальную тишину жаркого гона.
Это ненавязчивое прикосновение к архаике, то, что объединяет с природой и окружающим миром современного охотника, увешанного рациями и GPS, и первобытного человека, сжимающего в руках рогатину. Это трепет перед огромной и прекрасной природой, это уважение к той традиции, которую с любовью создавали наши предки. Это стремление не разделять, подчинять и властвовать, а ощущать себя частью одного огромного целого.
Охотничья традиция постоянно развивается и обогащается, все дальше отдаляясь от средневекового варварства. Это можно проследить на примере одного из фактов европейской культурной традиции. В немецкой охотничьей культуре имеется понятие prellen (dasFuchsprellen). Это развлечение, существовавшее в Европе до конца XVIII века, связанное с неоправданным мучением животных. Ловцы становились друг напротив друга у разных концов растянутого на земле куска материи или сетки. По команде распорядителя охоты из клеток выпускали заранее пойманных лис (по некоторым свидетельствам и других животных). Как только убегающая лиса наступала на лежащую на земле ткань, охотники, державшие в руках ее края, резко растягивали полотнище и лиса летела вверх. После этого лису на ткани роняли на землю и подбрасывали вновь. Это продолжалось до тех пор, пока зверь не погибал. В подобной «забаве» принимали участие не только мужчины, но и женщины.
Так почему же оно все еще упоминается в словарях? Объяснение, скорее всего, заключается в том, что именно знание такого черного прошлого охоты помогает современному охотнику не допускать подобных ошибок и относиться к дичи со всей возможной долей уважения, убивать, но не издеваться над зверем. Сегодня наиболее культурным и правильным считается именно тот выстрел, который уложил зверя на месте, а наиболее удачной — та охота, на которой удалось добрать всех подранков и отстрелять только тех особей, которых планировалось.
Подобный пример можно привести и из истории русской охоты. На царских и княжеских дворах устраивались звериные травли (по свидетельству Кутепова, стравливали даже медведя со львом, но неудачно — царь зверей потерпел полное фиаско и едва был спасен из объятий Топтыгина). Наряду с этим во времена царей Михаила Федоровича и Алексея Михайловича практиковалась и забава, отражающая удаль и бесшабашность русского человека: бои с медведями, где смельчак-охотник с вилами или рогатиной и косолапый мишка рисковали на равных.
Со временем нравы общества изменились, травли и даже садочная стрельба утратили свою популярность. В конце XIX века Н.П. Кишенский открыто критиковал такого вида развлечение «…травля какого бы то ни было пойманного зверя — варварство, — пишет он, — и устройство садок ради потехи праздных ротозеев, на что падки некоторые господа, недостойно имени и звания настоящего охотника». На этом примере можно легко заметить не только значительные изменения в восприятии охоты и зверя, но и значительную гуманизацию в сфере охотничьей деятельности, а также разницу национальных охотничьих традиций.
Второе значение понятие культура — это высокий уровень развития какого-либо вида деятельности на определенной стадии существования человеческой общности. В этой связи с точки зрения охоты можно увидеть очень важный этап существования каждой, подчеркиваю это, каждой цивилизации — стадию охотничьей культуры древних людей. Существует теория того, что именно увеличение в пище процента животного белка, добытого путем охоты, способствовало активному развитию человеческого мозга, а соответственно, явилось одним из ключевых факторов, приведших к столь бурному процветанию человеческого вида. До сих пор нельзя говорить о полном исчезновении охотничьих племен и охотничьих культур, принимая во внимание, к примеру, народы Сибири и Крайнего Севера, что позволяет нам утверждать, что и это значение охотничьей культуры актуально до сих пор.
Еще одно толкование понятия «культура» раскрывает ее как совокупность археологических памятников определенной эпохи. И здесь мы также находим возможность использовать данное определение в охотничьем ключе, поскольку значительная доля древнейших археологических памятников имеет именно охотничью тематику (наскальная живопись, примитивные фигурки из камня и кости). Хрестоматийный пример этого — наскальная живопись в пещере Альтамира на севере Испании, которая не оставляет сомнений, что первые попытки выразить чувство прекрасного были предприняты именно первобытным художником-охотником. В современном обществе охотничья культура также может быть определена как общность уже не древних, а современных литературных и художественных памятников. Для этого достаточно вспомнить великолепную плеяду художников, писателей и поэтов, посвятивших свое творчество охоте.
Охотничья культура предстает перед нами как очень многогранное и интересное явление: базирующееся на непостижимой ментальной основе. Она обладает богатейшей историей и материальным воплощением: от видов и способов охот до уникальных национальных охотничьих традиций, от охотничьего оружия до традиции воспитания охотничьих собак. Сложно было бы найти какую-либо иную культурную традицию, которая бы оставила столь значительный след в истории человечества.
В настоящее время повсеместно, а особенно в России, охотничьей культуре так или иначе грозит вырождение или, если выражаться более точно, — перерождение. Дело в том, что она, как было сказано выше, всегда была в большей или меньшей степени подвержена нововведениям и довольно быстро менялась вследствие появления новых видов оружия или в угоду власть имущим, сохраняя при этом внутренний контраст со своей архаичной частью. К примеру, даже в относительно благополучной Европе охотники бьют тревогу, опасаясь исчезновения из охотничьей культуры духовной составляющей, восприятия животного не как чуда творения, а как экологической единицы, избыточного вмешательства человека во внутренние процессы, протекающие внутри биотопов, превращения охотничьего участка в ферму, где разводят подлежащих отстрелу животных в заранее заказанном количестве.
Что уж говорить о России, где жили и живут по принципу «а после нас хоть потоп», где все чаще попадаются «люди» не имеющие представления не только об охотничьей культуре, но и о культуре вообще. Происходящие сейчас изменения могут быть восприняты как часть исторического процесса, но, хотим ли мы такого «развития», решать нам.
По материалам: journalhunt.ru
Свежие комментарии