Мы ждали этого полгода. Нет, пожалуй, даже год – не с осени, с последней открытой воды, а с прошлого мая. А поскольку май у нас каждый год – то, можно сказать, ждем всю жизнь. Весенний ход. Когда сидишь с какой-нибудь снасточкой у только-только освобождающейся от весенних хлопот реки, палишь потихоньку костерок, смотришь на все вокруг, забываешь о зиме, снеге и слякоти, о городе и работе и – как будто вместе с бабочками, шмелями и комарами – оживаешь, начинаешь жить заново блаженной летней жизнью.
А в это время под массой стекающей полой воды, так же, как и ты на своем берегу, оживает рыба. Вся. Где-то там проплывают мимо сорожки, окуни, лещи, густера, язи, голавли, щуки. Кто куда. На нерест, с нереста, кого-то выгнала со стоянки весенняя муть, а кто-то уже спешит занять летнее местечко получше. Рыбалка получается вроде как несерьезная – клюет все подряд, часто просто на червя или опарыша – и особо мудрствовать не приходится. Берет то так, то эдак – можно полдня просидеть без поклевки, а можно уловиться за пару часов. Но… говорят, часы, проведенные на рыбалке, Бог не засчитывает в срок жизни. На весеннем ходу, по-моему, бонус удваивается…
Мы стоим над рекой на задворках деревни – все те же два увешанных снастями Сереги, что и в прошлом году, стоим и не верим своим глазам: вода упала уже очень сильно. А ведь местная народная мудрость гласит: рыба пойдет, когда вода упадет от верхней кромки берега на метр. Какой уж теперь метр? Тут все два с половиной!
– Ну, тогда на «Вторые пески».
– Ага. Если не заняты.
А почти наверняка заняты. Вторые пески – самые крутые в окрестностях нашей деревни – и потому глубина здесь держится дольше, часто до конца июня. Как же это они будут не заняты?
Заходим сверху, ведь снизу, если идти от деревни, пески отрезаны остатками половодья. Ну, так и есть – засидка, висит одежда, по берегу – рогульки, в рогульках – местные полудонки. Давно таких не видел – толстая леска, здоровенный бочкоподобный поплавок – все крепко, сурово, никаких современных изысков. А вот и рыбаки, отец и сын, тащат дрова; сын – наш ровесник, а отцу даже трудно сказать сколько лет – седой, косматый, бородатый, как из позапрошлого века. Пропустил человек эпоху развитого социализма. Ну, если только ватничек на нем про социализм напоминает.
– Вы с ночевкой? – спрашивает Серега.
– С ночевкой, с ночевкой, – торопливо отвечает усатый сын, ломая над кострищем сухую хворостину, – завтра утром снимемся.
Мы с тоской глядим на занятую ими высокую песчаную косу, - на четверых тут делить нечего. Да и не очень хочется соседствовать, народу нам и в городе хватает.
Выходим с песков на лесную дорогу и думаем, куда теперь податься.
– Может, повыше зайдем, где зимой сорогу ловим?
– Да что там делать – одна мель, – говорит Серега, – надо было за мост на ту сторону идти.
– Там народ наверняка.
– И тут народ.
– Туда, что ли, пойдем?
«Туда» нам идти не хочется. Надо будет заходить домой лодку брать, со снастями и пожитками туда-сюда таскаться – уж очень канительно. И время уходит.
– Может, на перекат? – говорю я, эгоистично припоминая пару удобных мест для своей полудонки.
На перекате по весне мы никогда не ловили. Да это здесь и не принято. Весной ловят на чистых песках. А на перекате вода течет как бы в длинном захламленном корыте. Оба берега при этом высокие и заросли кустами. Неудобно. Однако местами эти кусты теперь повыгрызли бобры, и потому если поискать, то есть, где расположиться.
– Ну, пойдем, – нехотя соглашается Серега. Нехотя, потому что перекат не лучшее по весне место, а соглашается, потому что действительно идти больше некуда.
На месте Серега решает встать над ямой внизу переката. Для стоянки место очень удобное – открытое, прогретое солнцем. Ловить, правда, придется с пол-обрыва, но это ничего – фидер везде достанет. Под самым берегом – глубокий желоб, а за желобом – до противоположной стороны – пески. Все как надо, только обычно мы в таком месте ловим наоборот – с песка.
А я смотрю на воду, на берег и не вижу места для своей полудонки. У берега вода слишком бурная и глубина большая. Вспоминаю про свои «эгоистичные» места и двигаюсь дальше – по заливной луговине – внутренней части огромной речной излучины.
В верхней части переката, по летним воспоминаниям, под ярами был более или менее гладкий песок, а берег нависает над водой покатым валиком. Есть где и полудонку поставить, и самому примоститься.
Располагаюсь не торопясь. Ловить долго, весь день впереди. А побыть одному, раствориться немного в природе – сейчас это дорогого стоит. Здесь не по-городскому тихо, тепло, светит сверху и снизу – от воды – солнце, пахнет тальником, журчит вода… А в воде – рыба… Нет, все-таки поставлю для начала полудонку… А уж потом в природе растворюсь.
Разворачиваю потихоньку снасть, подгоняю длину лески, вешаю дополнительный полудоночный груз – скрученную полоску свинца, загоняю в него хлеб с секретными добавками (самый секретный – жир из копченой колбасы, что, конечно, несовременно; потому и секретный), насаживаю червя. Все, уже ловлю. «Ловлю» – то есть разложил, где посуше, плащ, лег на него и смотрю на кончик удилища. Или на поплавок. Да, по правде говоря, больше на воду смотрю, на реку. Потому что все хорошо идет, все как надо. Природа пробуждается, я пробуждаюсь… Медленно пробуждаюсь… Вот уже и глаза закрываются – хочется спать. Я ведь утром не спал, я в электричке ехал.
И тут оно дергается! Сон сносит в момент. Прыгаю к удилищу, а оно уже просто бьется в рогульке. Сорожка. Не щипала, не осторожничала, а просто – раз! – и гнет вершинку. Майская!
Стою, держу удилище подмышкой, сорожку в одной руке, разорванного червяка на крючке – чтобы в траве и кустах не запутался – в другой. Звонит мобильник. Меня разбирает смех – ну нельзя же все так сразу! Кое-как прибираю удочку, и, не выпуская сорожки из правой руки, лезу левой за мобильником в правый карман. Она хоть не в рыбьей слизи… Обычное дело… Супруга звонит проверить, все ли у нас в порядке…
Теперь уж ловлю по-настоящему. Клюют подлещички, сорожка, густерка, попадается елец. Правда, в основном мелочь. В садок отправляются две или три рыбины. Решаю рыбалку пока забросить, сходить к Сереге.
У Сереги вроде все как надо, но не клюет. Трудно сказать, почему. Хороший песчаный свал на другой стороне, желоб, яма, а рыбы нет. Уговариваю перейти ко мне. Для фидера там место тоже найдется. Я стою чуть выше по течению, чем известный нам по летним рыбалкам остров. Он сейчас под водой, но вокруг острова-то протоки – если рыба бродит – так точно по ним. И фидер эти протоки легко достанет. И тем более, у меня поклевывает…
Пока Серега разворачивается на новом месте, я занимаюсь костром. Вокруг полно сухостоя, и проблем с дровами нет. Когда огонь уже разгорелся, ветерок стаскивает дым от костра к реке и несет его над водой. Становится уже даже не просто хорошо, а уютно, как дома. И при этом первобытно, как на мезолитической стоянке. Вся цивилизация с этим дымом куда-то улетает и дает наконец-то человеку, даже двум, спокойно попить чая с печеньем.
После чая клюет нечасто, и больше у Сереги. Он время от времени выматывает фидер – клюет, в основном, мелочь, объедает крючок без зазрения совести. Зацепляются густерки и сорожки. По рыбе Серега догнал или даже немного перегнал меня, но мы оба недовольны: это не весенний ход, а что-то такое серединка на половинку. Вроде бы рыба ходит, но какая-то одна и та же. Хочется подъязков, окуней, подлещиков. Хочется чего-нибудь покрупнее. Но весенний рыбий фестиваль мы, похоже, действительно пропустили.
Сидим до темноты. Даже и не клюет уже, а уходить не хочется. Вот уж точно, растворились в природе. Совсем никого не видно.
Второй день
На следующий день все же идем за мост, на другую сторону. Пораньше. На те самые пески. Точнее, не идем, а сплавляемся прямо от дома. Теперь у нас есть лодка – и есть шанс, что разлившаяся сразу за мостом старица никого больше на эту сторону не пустит.
Высаживаемся на абсолютно нетронутый, без единого человеческого следа на песке, берег и осматриваем его. Эта длинная, по меркам Усты, песчаная коса – одно из наших излюбленных мест. В мае-июне здесь хорошо работают донки и полудонки, в августе под противоположный берег выходит щука, а с июля здесь же можно удачно половить на перемет. Сейчас она вся в нашем распоряжении.
Я пристраиваюсь внизу косы в тени от кустов. Здесь течение намывает клин, который образует где-то там дальше под водой резкий, до полутора-двух метров поперечный свал. Вниз от него – слабое обратное течение. Еще чуть дальше от берега свал превращается в маленькую ступеньку, над которой несется уже течение прямое. А еще дальше – уже глубокое ровное дно. Выход с обратного течения в прямое, как известно – одно из излюбленных мест у рыбы. В медленном обратном рыба держится, экономя энергию, и ждет, когда в прямом течении проплывет что-нибудь съедобное.
Раскладываюсь, как и вчера, не торопясь. Режу рогульки, растаскиваю «телескоп», ставлю стульчик, растягиваю, забрасываю… Нет, все-таки утром все получается гораздо быстрее. Вот уже сижу и снова смотрю на удилище и поплавок… И отвлекаюсь на ласточек, которые огромной стаей вдруг срываются с противоположного крутого берега и начинают наматывать круг за кругом над рекой. Стая причудливо извивается и выворачивается, а потом как по команде снова слетает к своим норам.
На этот раз поклевку я не пропустил. И ласточки меня не отвлекли. Раз уж у нас не весенний ход, а все как летом, значит, сорожка подойдет минут через пять. Значит – посмотрел на ласточек – и хватит. Жду минуту-другую – и, как полагается, поклевка – сорожка. И через пару минут – еще одна. А потом – помельче.
Все то же самое. Так я летом могу бамбуковой удочкой на хлеб обловиться. Решаю дать полудонке передохнуть – должен же к ней подойти еще кто-то, кроме сорожки. Ну не совсем же лето у нас, наконец? Отправляюсь к Сереге. У него пока дела не идут. Фидер стоит «заряженный» примерно посередине всей косы с небольшого песчаного мысика. Серега сидит рядом на лодке и курит. Подумав, я решаю сменить полудонку на донку и беру из Серегиных запасов собранную еще осенью, на налима, снасть. Если уж на свале стоит одна сорожка, то по остальной косе с полудонкой делать нечего.
Иду еще дальше вниз по течению, за кусты, в тени которых стояла моя полудонка. За ними открывается полузатопленная коса, заваленная прутьями. Это запасы бобров – каждый прут длиной чуть больше метра аккуратно подгрызен. Экспроприирую один и ставлю с него донку. Это самый низ косы. Ниже слева, метрах в сорока – большая яма, справа, на другом берегу – следующие пески. Вешаю колокольчик и сажусь рядом на песок. Не знаю, сколько проходит времени, но ни одной поклевки нет.
Иду к Сереге. Издалека вижу, как он выматывает леску.
– Сидит? – негромко вскрикиваю я.
Серега оборачивается и, продолжая мотать, пожимает плечами. Скоро у берега начинает булькать кормушка, и сквозь мутную воду мы видим болтающегося за ней ерша.
– Мда… – вздыхает Серега, снимает рыбу, перенасаживает и забрасывает снасть. Ерш тут же отправляется в реку.
– Че-то не то… – говорю я, садясь на борт лодки.
– Да как-то… – отвечает Серега, – поздновато уже, рыба вроде еще не стоит, но уже и не ходит.
– Да вообще лето, – показываю я на порхающего у уреза вода махаона.
А ведь только середина мая!
Мы долго сидим, глядя то на фидер, то на ласточек, все той же тысячной стаей мечущихся над противоположным берегом. А противоположный берег между тем постепенно занимают рыбаки. У канавы, прорытой поперек дороги, стоят уже две машины. Их хозяева ушли куда-то ниже. Напротив самого начала песков сидит рыбак и время от времени вытаскивает что-то некрупное, может быть, ельцов или уклейку.
Наконец Серегин фидер закормил какой-то участок дна, и к нему подтянулась рыба. Звенит бубенчик на вершинке удилища, Серега встает с лодки, и через несколько секунд у него в руках оказывается первый подлещик. Потом сорожка. Потом у него клюет более или менее регулярно, и раз в пятнадцать-двадцать минут он вытаскивает какую-нибудь приличную бель.
Я иду проверить донку. Она оказывается вытянутой вдоль берега. Непонятным образом исчез груз. Крючки, черви не тронуты. Груз отцепился, и течение прибило леску к берегу. Рисковать еще одним грузом пока не хочется, и я возвращаюсь к полудонке. С первого моего заброса прошло уже два или три часа, и солнце теперь светит мне немного в лицо. Но это не мешает мне вытащить еще пару сорожин.
Нет, все-таки у Сереги интереснее. Слышу, как он то и дело мотает катушку и перезабрасывает снасть. Уже на моих глазах он вытаскивает подлещика. Вскоре снова следует уверенная поклевка. Серега подсекает. По движению лески видно – попалось что-то покрупнее, чем обычно. Рыба делает круги в глубине, какое-то время не дает оторвать себя ото дна, пользуясь течением. Вдруг Серега бросает мотать, ругается и дергает удилищем: зацеп.
– Не первый раз там зацепляюсь, – коряга, что ли, на дне, – комментирует он.
– Давай с лодки вытащим, – предлагаю я.
Мы лезем в лодку. Я подгребаю к месту зацепа и прохожу над ним. Серега выматывает леску. Освободить удается не с первого раза. Какое-то время я борюсь с довольно сильным течением, Серега несколько раз дергает – и вот наконец снасть освобождается. Серега доволен: не только кормушка сохранилась, но и рыба не сошла. Он подматывает ее к поверхности. Это подлещик, может быть, под полкило. Тут мы соображаем, что не взяли подсачек. И вместо того чтобы спокойно плыть с добычей к берегу, я вдруг решаю дать дельный совет. Советчиков, как говорится, всегда много. Даже если рыбаков всего двое.
– Серег, – говорю я, – ты его разгони и приподними, он даже если сорвется, все равно в лодку попадет.
Сам я так делаю постоянно, если нет подсачека. Серега подматывает подлещика, но почему-то немного подтормаживает перед бортом и в этот момент поддергивает рыбу вверх. Крючок не то отвязывается, не то обрывается, и рыба уходит. Серега в расстройстве бьет ладонью по борту, мне тоже несладко: насоветовал!
Но рыбалка продолжается. У Сереги все так же клюют густерки, сорожки и подлещики, а я решаю встать повыше метров на тридцать – там тоже на песках есть «карман» с обратным течением, но и это не приносит мне особого успеха. Снова решаю вернуться к донке. Перетаскиваю ее с нижней части косы чуть выше последнего места лова, долго вожусь с ней и, когда колокольчик уже висит на леске, становится ясно, что дело идет к вечеру и неплохо бы чего-нибудь перекусить.
Пока собираем дрова, к нам присоединяется наш местный знакомый Николай. У него нашлась пара свободных часов, и он решил отдохнуть на реке. Перевожу его на Серегиной лодке с деревенского берега на нашу косу, и он встает на моем первом месте со своим фидером, точнее, его снасть собрана «под фидер».
И так все было хорошо, а теперь наступают полтора часа идиллии: солнце клонится к закату, над Устой снова струится дым от нашего костра; мы не то обедаем, не то ужинаем, Николай таскает подлещиков, у меня время от времени звякает донка; попадается, наконец, долгожданный, неплохой для Усты, окунь, потом тот же подлещик, густерка. Серега, наоборот, взял паузу, смотрит, как ловит Николай, рассказывает про нашу рыбалку.
Наконец собираемся все трое у костра попить чая. Угощаем Николая, а он рассказывает нам о своих трудовых планах – где и как в скором времени собирается подрабатывать. Он нарасхват – хороших работников в деревне теперь мало. Вдруг он видит, что мы, попив, ставим кружки попросту на песок, и качает головой:
– Нет, ребята, это не дело… Мало ли чего тут по земле ползает…
Потом достает охотничий нож и срезает на ближайшем кусте ветку. Получается крючок, как на вешалке, и Николай вешает кружку на него.
Мы с Серегой вроде как мотаем на ус, но на самом деле больше по-городскому восхищаемся Николаем: одно движение – и нашлось место кружке. В походах, в жизни у реки, в лесу много всяких тонкостей, и у нашего знакомого их, конечно, накоплено немало, он ведь охотник с большим стажем. Но в то же время никакой особой «премудростью» его поступок не выглядит. Просто так надо, так должно быть.
Провожаем нашего гостя и досиживаем у реки последние часы. Несмотря на массу приятных рыболовных моментов, настроение у нас все же не самое космическое: все же весенний ход уже далеко позади! Может, и не так далеко, но вернуть его в этом году мы уже не можем. И тут, странное дело, настроение поднимается от количества пойманной рыбы, хотя это давно уже не главное. Когда мы сворачиваемся, я иду к нашему общему садку и приподнимаю его. Сама собой срывается фраза:
– Серега, а рыбы-то мы наловили!
Серега подходит, смотрит на бьющуюся в садке рыбу, и, вроде бы, он тоже немного удивлен, что все не так плохо. Потом, пока я складываю добычу в пакет, закуривает и, глядя на закат, говорит:
– Одного подлещика тут все-таки не хватает…
Свежие комментарии