… На заветное поле Мишка пришёл через полчаса. От быстрой ходьбы он весь вспотел, но за то «не припозднился»! Мальчик поймал себя на мысли, что с возрастом, а ему исполнилось недавно лишь 12 лет, он стал рассуждать и говорить словами отца. «А как же иначе, ведь я — тятин сын то!» — Мишка остановился у старого стожка — здесь он решил караулить кроншнепов — этих желанных и очень осторожных птиц. Молодой охотник вскарабкался на верхушку стожка: «Уффф! Не заприметят, поди!». Затем устроившись поудобнее, словно в гнезде гигантской птицы, Мишка извлёк из мешка одностволку и собрал её. Он погладил ствол ружья: «Уж, старушка, не подведи нынче!..» И зарядив ЗК, стал ждать в истоме первых куликов…
… А тем временем утро вступало в свои права… и появился совершенно неожиданный для Мишки первый пролётный кроншнеп. «Киурлиии…» — вдруг услышал мальчик красивый меланхолично-двусложный свист большого кулика. «Киурлиии…» — вновь повторился он: длинноклювый кроншнеп приближался к Мишке на верный выстрел. Подпустив добычу метров на 25 и позволив ей пролететь над стожком, где так умело он схоронился, Мишка навскидку поймал своего перво-рассветного кроншнепа и выстрелил — сырым эхом выстрел из одностволки ушёл и скрылся в низине лога, а чисто битый кулик упал на стерню. «Это я! Сам!..» — мальчик скатился со стожка и кинулся к добытой птице. «Да большущий! Видел бы меня сейчас папка! И маманя! А то всё она — куда, да куда ты? А я, вот, куда! Славный выстрел!» — Мишка взобрался опять на верхушку стожка и «угнездился» на своём месте так же тщательно, как и по приходе сюда… «Летите, голубчики! Мои долгоносики!» — мальчик мечтательно смотрел на небо… Ночь без сна и полная охотничьих фантазий дали о себе вскоре знать — Мишка задремал, а потом и уснул, держа на коленях старенькую одностволку. Рядом с ним был аккуратно уложен на расстеленном мешке первый его трофей — большой кроншнеп…
… «А ну-ка слезай!» — разбудил Мишку грубый окрик -"Эй! Пацан…» Ничего не понимая в первые секунды, мальчик в растерянности выглянул из своего уютного охотничьего скрада. Внизу, на стерне сидели двое — взрослые незнакомые мужики — и счищали налипшую к кирзовым ботинкам грязь. Вид этих незнакомцев насторожил Мишку: «Не нашенские! Худые больно! И одеты как-то…». Оставаясь на своём месте он робко спросил: «А вы кто, дяденьки?». Один из тех, что уныло счищал грязь с истоптанных ботинок перочинным ножиком, вдруг поднял голову: «Пацан, слазь! И ружьё отдай!..» Он сплюнул в сторону Мишки и достал из кармана телогрейки папироску: «Давай прыгай к нам!..» Мишка понял, что он испугался! Да и как не заробеть ребёнку, когда в диком поле он неожиданно для самого себя встретился с Угрозой! …"И ружьё папкино отберут!..» — не успел подумать перепуганный Мишка, как вновь услышал: «Ты где, гадёныш?». И мальчик вдруг осознал, что всё это — не угроза, а самая настоящая Беда пришла к нему. У Мишки учащённо забилось сердечко: «Дяденьки!» — попросил дрогнувшим от страха голоском он с вершины своего «спасительного» стожка: «Не трогайте ружьё тока! Это отцовское!..»… Те, что ждали его на стерне вдруг показали свои зубы: «Слазь! … Давай ружьё! …» Они многозначительно переглянулись: «Тебя с собой возьмём…». Один из них встал и потянулся, словно после долгого и сладкого сна: «Ты там ещё, пацан?»… И вдруг Мишка услышал не только стук своего перепуганного сердца, а приглушённый голос второго: «Залезь туда, Сёма! Полосни его и ружьё тащи сюда — дальше идти надо…» Говорящий это смотрел куда-то вдаль: «Быстро день наступает… Лезь, Сёма!»…
… Эхо этого выстрела не было уже сырым. Оно даже не унеслось в низину лога, а решило спрятаться тут — на поле. На поле, где пролетают длинноклювые большие кроншнепы. Сам же выстрел — сухой и резкий, словно звук пастушьего кнута, опрокинул навзничь щербатого Сёму, попытавшегося залезть на вершину стожка — он упал на стерню навзничь, раскинув неуклюже напоследок свои татуированные руки. Миша быстро, в доли секунды выбросил из ствола пустую пулевую гильзу и заменил её на новый патрон: «Не тронь меня! … Уходи, дяденька!..» — истерично и смертельно-испуганно вскричал Мишка, встав на вершине своего спасительного стожка во весь детский рост: «Уходи!..»… Мишка громко плакал и держал на мушке второго — тот что-то кричал пареньку, но оставался стоять неподвижно на месте — Мишка мог выстрелить в него как в «Сёму-кореша» в любую секунду…
… Немного успокоился Мишка лишь под вечер. …Даже в кабине послевоенной полуторки, на которой волей судеб проезжали по осеннему полю мужики-колхозники и спасшие паренька, он, глотая детские слёзы и заикаясь от волнения, толком ничего не мог рассказать им внятного. Деревенские, скрутив обоих амнистированных уголовников (Сёма был ранен Мишкой в грудь оказывается) помчались на машине в районный центр — к следователю, взяв с собой, естественно, и юного охотника. Спустя пару часов Мишка был уже дома. Он рассказал про охоту на кроншнепов, показал свой первый трофей и… выложил всю правду, поведав родителям о перенёсших им злоприключениях. А на другой день к ним приехал из райцентра следователь Маркелов и поговорив более часа с родителями Мишки, напоследок пожал пареньку руку и как бы между прочим сказал: «Опасных преступников ты, Мишка, поймал! Мы их долго искали… Да всё никак! Без тебя так и не словили бы их!»…
… В субботу Мишка вновь отправился на охоту. Батя навсегда отдал ему ЗК что в 28-м калибре!
Свежие комментарии