Заклад

Охотничья байка начала шестидесятых годов прошлого века

Гонять зайцев с гончей – третье по популярности занятие местных поселковых мужиков. Два других: пить водку и изменять жёнам со «снегурочками». Причём все три популярных занятия носят оттенок спортивных соревнований, или вернее – боёв без правил. Это вовсе не значит, что из-за зайца или «снегурки» парни готовы перестрелять друг друга, однако конкуренция, и жесткая!

Однажды погожим осенним днём четверо настоящих уральских парней выбрались в лес на охоту. Помимо двух гончих имелись ружья, патроны, ножи и, конечно, по сидору за плечами, а в сидорах, как положено, – по бутылке первача и скромная закуска: грибочки маринованные, сало, лук, хлебушек, коровий язык.

День выдался просто чудесный, солнышко ласково грело лесные полянки, теплый ветер трепал кудрявые желтеющие берёзы, а ёлки встречали охотников дурманящим запахом хвои. Ну, как при такой внешней благодати не добавить внутренней!? Ясно дело, на привале руки, не спрося хозяев, раскупорили бутылочку тягучего, как смола, самогона. На закусочку самый словоохотливый, но не самый щедрый охотник – Харитон (по прозвищу Хомяк) вдруг неожиданно предложил отведать маринованных опят собственного приготовления. Товарищи несколько удивились, но от угощения не отказались. Не смутила их и слегка ржавая железная крышка, ловко откупоренная хозяином. Выпили, закусили, ещё выпили и опять закусили, опята шли отлично. Разговор за выпивкой становился всё громче, шутки всё солонее. И вот в самый разгар пикника Хомяк вдруг неожиданно предложил спор:

– А давайте мужики в заклад пойдём на первого зайца.

– Ха, и что ж на кон поставим? – весело и по-пьяному беззаботно спросил Витальша.

– Да ты ружье поставь, Вовка нож свой, а Степашка… а во хоть собаку свою, Партизана.

После этих слов Харитона над импровизированным лесным столом повисло молчание. Заклады были очень высоки. Витальша только недавно купил свою двустволку двенадцатого калибра. Ни у кого в посёлке ещё двенадчика не было. Все охотились со старыми шестнадчиками, да двадцатчиками, попадались и совсем раритеты, поэтому ружье для Витальши было законным предметом гордости.

Вовкин нож знали все охотники в округе. Достался он ему в наследство: дамасская сталь, костяная ручка, пушинку на лету рубил как сабля. Случай вышел прошлой зимой - обронил его Володя в снег, так почитай сутки снег рыл, пока не нашёл утрату.

Ну, а Степанов Партизан – несмотря на свою молодость уже успел заслужить славу первоклассной гончей. Конечно, у Степана был ещё Буй, его старый и верный друг, надежная и любимая собака. Однако Бую в прошлом году исполнилось десять лет, и надежды на будущие охоты уже возлагались лишь на Партизана.

Молчание прервал Витальша. Он не скрывая злости, с вызовом спросил.

– Ну, а ты Хомяк, что ставить собрался?

– Снегурку свою поставлю, – спокойно, сделав вид, что не заметил оскорбительного обращения к себе, ответил Харитон.

Теперь над столом нависло не просто молчание, а физически ощутимое напряжение. Мужики осмысляли заклад Хомяка.

Зинка, полюбовница Харитона, была бабой видной. Молодая вдова, чуть за тридцать, работала в лесхозе счетоводом, воспитывала дочурку. Что их с Харитоном связывало – толком никто не знал, однако связь их любовная ни для кого секретом не была, наверное, знала о ней и жена Хомяка, Клавдия – женщина сурьёзная и вдумчивая. Раньше большинство в поселке думало, что Зинка путается с Харитоном, потому как он начальник пилорамы (величина по поселковым масштабам!), а Клавдия потому помалкивает, что работа денежная, а из семьи муж уходить не спешит. Но вот в прошлом году Хомяка из начальников поперли, говорят, за воровство, но опять же – говорят. Так вот, с того времени ничего не изменилось, Зинка по-прежнему любовница, а Клавка по-прежнему жена. Вот такие поселковые тайны: интриги при дворе короля Людовика отдыхают на завалинке.

Зная всю подноготную вопроса, мужики были явно озадачены. И главный вопрос, который всех их мучил: «а даст ли Зинка?» Ружья, ножи и собаки почему-то стали вторичны. И даже заяц, которого надо было добыть первым, уступал этому вопросу. Наконец, Витальша, как самый авторитетный, осмелился задать этот мучавший всех вопрос:

– Слушай Харитон, а как ты Зинку уломаешь, ежели я заклад выбью?

– Уломаю, не сумлевайся, – также спокойно, как и в первый раз, ответил Хомяк.

– Сомневаюсь, – подхватил Вовка, – мы своим рисковать будем, а ты чужим. Как ты за её слово ответишь?

– А чё тут отвечать? Ежели Зинка кому не даст, я триста рублей положу, – и Хомяк, покопавшись за пазухой, достал три желто-зелёных бумажки с Лениным.

Деньги были новыми, после реформы мужики таких ещё и не видали, да и сумма фантастическая - полгода работы в леспромхозе, вот что эти деньги значили! Харитон нарочито положил их под гранёную стопку и налил в неё самогон.

– Да и чёго тебя взяло-то? – только и смог промолвить Степан.

– А скучно жить стало, – сказал Хомяк и смачно выпил.

Бутылку допили молча. Раскупорив вторую, принялись обсуждать детали. Договорится вышло так: зайца стрелять с места, как собаки поднимут ушастого, все остановятся, и чтоб не переходить, не подстраиваться, стоять так, чтобы видеть друг друга, или хотя бы один другого; заклады отдать сразу после удачного выстрела, ну а Зинку, если что, Хомяк привезёт на заимку, оставив 300 рублей Степану, как самому честному и бесхитростному из всей компании. Порешив на том, ещё выпив, хмельные и возбуждённые, поднялись и двинули с опушки в лес - «зайца охотить».

Собаки подняли косоглазого с лёжки примерно через полчаса. Пошёл гон. Охотники замерли на номерах. Заяц попался ушлый, первый круг заломил чуть не за два километра от линии стрелков. Собачий лай то пропадал за горой, то снова прорывался через гущу леса, вселяя в стрелках надежду на удачный выстрел. Кто о чём думал в то время? Сказать трудно. За давностью лет многое утратилось. Но, мнится, мысли все сходились на Зинке. Крутобёдрая, с высокой грудью, приятным лицом и мягким голосом - она не могла оставить равнодушным ни одного мужика в поселке. И эта тайная мысль: отбить её у Хомяка, доказав на живом примере, какая он скотина, - уже сидела не то что в головах, в патронах, заряженных в ружья.

Заяц, убегая от гончих, конечно предположить не мог, какую роль он сейчас играет в бурном море людских страстей. Зверюга лишь хотел спасти свою жизнь, уходя на второй круг, направляясь к прежней лёжке. Гон слышался всё ясней.

Но что-то пошло не так - Вовка схватился за живот, присел, странно подвывая: «Ой, ЕЁ... Это, что же такое деется?» Следом за живот схватился Степан. Витальша держался дольше других, но и он через минуту судорожно расстегивал штаны. Все трое через пару минут встали буквой «зю». Жесточайший понос… Лишь Харитон продолжал напряжённо высматривать петляющего где-то зайца.

Заяц вышел прямо на бедолагу Вовчика, он страдал больше всех и потому выход косоглазого проср… эээ… просмотрел… Выстрел бахнул слева. Стрелял Харитон, было далековато, а Хомяк весьма средний стрелок, вот и не попал, однако зайца напугал. Бедняга, прижав уши, ломанулся на Степана. Степан не нашёл ничего лучше, как перехватив ружье за ствол из положения полусидя, отбить несчастного прикладом в сторону Витальши. Кто видел лаун-теннис, тот поймёт, кто не видел, ну тогда сравните с щелчком с лёту после точного паса в хоккее. Ушастый, оторвавшись от земли и странно выкидывая лапы, пролетел вперёд метров десять и шмякнулся прямо в небольшую яму между Степаном и Витальшей. В этот момент появились собаки. Очевидно, полёт зайца произвел на них неизгладимое впечатление. Собаки замолчали и остановились. Заяц секунд через десять вылез из ямы, и, явно утратив ориентацию и способность соображать, ринулся на Витальшу. Охотник попытался встать, но лишился опоры и, изрыгнув из задницы мощную струю, повалился ничком. Следующий фонтан с характерным звуком совпал с выстрелом. Однако заяц за мгновение до этого совершил невероятный скачёк вверх, и дробь прошла под ним. Косой, перепуганный насмерть, ещё в воздухе принялся бешено перебирать лапами, поэтому приземлившись, сорвался с места как скаковая лошадь. Ещё через мгновение со всей своей заячьей дури он врезался в сосну и пал без сознания. Собаки опомнились и ринулись к дичи. Дальнейшего не видел никто. Собаки как-то вмиг пропали, не стало и оглушённого зайца.

Невероятный хохот Володи, прерываемый характерными утробными звуками Степана и матюгами в адрес Хомяка от Витальши, ещё минут десять сотрясали лес. Наконец, придя в себя, охотники попытались разобраться в ситуации. Очевидными были две вещи: Хомяк заслуживал взбучки, а зайца не добыл никто.

Хомяка нашли быстро – он сидел у сосны на своём номере со спущенными штанами и, напряжённо выпучив глаза, делал вид, что страдает диареей. Витальша собрался, было, дать ему между глаз, но передумал. Собак нашли минут через двадцать. Партизан лежал под елью, живот его был неестественно вздут, а морда подозрительно испачкана кровью. Более опытный Буй бегал неподалёку, однако и на его морде присутствовали следы крови. Судьба зайца стала очевидной.

Финал этой истории был таков. Опозоренный Хомяк больше никогда в этих местах не ходил с мужиками на зайца. Зина уехала с дочерью в Свердловск, где - по слухам - вышла замуж. Мужики после этого никаких грибов не употребляли вообще и ни на какие заклады не разводились. Партизан ещё долго успешно гонял зайцев, правда, и съел их немало. А Буй погиб на охоте через два года, - его погубили волки, несмотря на ошейник с порохом, который Степан заботливо надевал на него в начале каждой охоты.

Ну, а мне эту историю рассказал Витальша, когда я предложил ему попробовать опят собственного приготовления…